Виктор Шкловский - Владимир Березин
Шрифт:
Интервал:
Иль нет! Будет затруднение, коли автор подвизался и в драматургии, и в поэзии, и в прозе (отдельно отметим различные разновидности этих жанров; странно же одинаково оценивать заслуги в Большой Литературе и в какой-то там фантастике, правда?), и в критике. Не так страшно, ежели в разных жанрах автор достиг разных высот; допустим, в поэзии он, сложивши Гимн и многочисленные высокие оды, заслужил звания генерал-полковника, а в жанре басенном его оценивают лишь как подполковника; пишет и повести, однако выше, чем на майорское звание, никак в ней не тянет, что же до его экзерсисов в той же фантастике — то, согласно мнению соответствующего департамента Палаты, в ней он лейтенант, и не более — и хорошо ещё, коли старший… Возможно, следует исчислять ранг путём поглощения меньшего — большим (как происходит при определении совокупного наказания в уголовном судопроизводстве). Или путём выведения среднего. Это надобно ещё обдумать… Что до жанров — можно сделать аксельбанты со шнурами различных цветов или нашивки с их обозначением»…
И то верно — чёрт знает что с этими писателями, и непонятно, как их ценить или, пуще того, рекомендовать кому-то.
Впрочем, мысль не нова и ей много лет.
Оказалось, правда, что эта мысль, иногда с восхитительной наивностью, как бы наново приходит в головы десяткам людей. Например: «В голову приходит всякая ерунда — явный признак временной свободы духа. Сегодня фантазировали о введении писательской формы: лейтенант от литературы, капитан поэзии, полковник прозы, генерал-драматург… Птички-шевроны в виде раскрытых книг на рукавах мундиров. Если писатель написал десять книг, тонкие книги-шевроны заменяются на толстые. В петлицах — золотые гусиные перья или железные „№ 86“. На фуражках — кокарда в виде книжной полки с написанными книгами: пять, десять, двадцать… Сразу видно, с кем имеешь дело: молодой писатель, автор трёх книг, мэтр, литературный зубр… Взаимное приветствие писателей: стучать растопыренными пальцами по воздуху, изображая удары по клавиатуре пишущей машинки. Как заводной заяц по жестяному барабану. Постучал несколько раз — вот тебе и приветствие. В ответ тебе постучали. Потом пожали руки. На погонах — тоже книги! Маленькие книги и большие, как звёздочки у военных. Три большие — полковник литературной гвардии. Каждый род литературных войск имеет свой знак. Поэты — значок Пегаса, например. Драматурги — маски на манер древнегреческих… Детские писатели — профиль Буратино. Переводчики гордо носят в петлицах буквы того языка, с которого переводят. Прозаики?.. Надо подумать…
Литературные медали в зависимости от суммарного тиража изданных книг. 500-тысячники.
Миллионщики… Первая медаль — „100-тысячник“.
Дурь. А хочется иногда подурить…»
Между тем человек повторяет давнюю мысль, которая возникла ровно в тот момент, когда литература стала в России определённой общественной силой.
Правда, то, что говорилось раньше вполне серьёзно, стало восприниматься как «шутка, в которой есть доля шутки». В 1886 году в юмористическом еженедельном журнале «Осколки» Чехов печатает рассказ «Литературная табель о рангах». Там говорится:
«Если всех живых русских литераторов, соответственно их талантам и заслугам, произвести в чины, то:
Действительные тайные советники (вакансия).
Тайные советники: Лев Толстой, Гончаров.
Действительные статские советники: Салтыков-Щедрин, Григорович.
Статские советники: Островский, Лесков, Полонский.
Коллежские советники: Майков, Суворин, Гаршин, Буренин, Сергей Максимов, Глеб Успенский, Катков, Пыпин, Плещеев.
Надворные советники: Короленко, Скабичевский, Аверкиев, Боборыкин, Горбунов, гр. Салиас, Данилевский, Муравлин, Василевский, Надсон, Н. Михайловский.
Коллежские асессоры: Минаев, Мордовцев, Авсеенко, Незлобин, А. Михайлов, Пальмин, Трефолев, Пётр Вейнберг, Салов.
Титулярные советники: Альбов, Баранцевич, Михневич, Златовратский, Шпажинский, Сергей Атава, Чуйко, Мещерский, Иванов-Классик, Вас. Немирович-Данченко.
Коллежские секретари: Фруг, Апухтин, Вс. Соловьёв, В. Крылов, Юрьев, Голенищев-Кутузов, Эртель, К. Случевский.
Губернские секретари: Нотович, Максим Белинский, Невежин, Каразин, Венгеров, Нефёдов.
Коллежские регистраторы: Минский, Трофимов, Ф. Берг, Мясницкий, Линёв, Засодимский, Бажин.
Не имеющий чина: Окрейц»[99].
Но случилось и возвращение этой идеи, которое я отношу к 1932 или 1934 году — то есть ко временам образования Союза писателей.
Была такая знаменитая фраза Горького, в которой он оценивал перспективы советской литературы: «Не следует думать, что мы скоро будем иметь 1500 гениальных писателей. Будем мечтать о 50. А чтобы не обманываться — наметим 5 гениальных и 45 очень талантливых».
Эта фраза повторяется Михаилом Кольцовым в речи на Первом съезде советских писателей.
В альманахе «Парад бессмертных» есть текст за подписью «Иван Дитя» — под этим псевдонимом писал Виктор Ардов. В его тексте «Странный съезд» как раз говорится про знаки различия типа армейских — ромбы, шпалы и т. п. Действительно, это стиль существовавшей тогда военной формы с повторяющимися геометрическими фигурами на петлицах.
С дубинкой есть, впрочем, предыстория. Некоторые мемуаристы говорят, что один из товарищей по цеху на писательских встречах у Горького в присутствии Сталина говорил о литературной критике и сравнивал её с дубинкой. Лидия Сейфуллина отвечала, что «не все головы выдержат удары стоеросовой дубины». Впрочем, есть запись речи Панфёрова на XVII съезде ВКП(б) 8 февраля 1934 года: «Товарищ Сталин, между прочим, учил нас относиться к писателю бережно, ибо, говорил он, литература — дело тонкое. А у нас вместо этого придумали такой термин: „напостовская дубинка“ (от названия журнала и литературной группы „На посту“). С этой дубинкой носились по литературным улицам и били „непокорных“».
Есть такое упоминание и в мемуарах Эренбурга: «Я продолжал „путать“. А Бухарин был редактором „Правды“, одним из руководителей Коминтерна. Он старался отстоять писателей от рапповцев, напостовцев, выступал против „критиков с дубиной“».
С дубинками более или менее ясно, но вот как ранжировать писателей — до сих пор непонятно.
Уже давно литература перестала быть главным искусством, уже давно закончилась эпоха писательских союзов…
А форму писателям дали поносить — большая часть надела её, став военными корреспондентами: если не на финской войне, так на Отечественной.
Впрочем военно-подчинённая общность писателей на этом не кончилась — уже когда они сняли настоящую форму после войны, им предложили новую специальность.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!