Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

Дрискилл вышел за дверь, встал на краю бескрайней сцены, всмотрелся в толпу. Лучи прожекторов бродили по тысячам лиц и флажков. Здесь же были сотни морских пехотинцев в форме – фаланга Тейлора. Если Боханнон все еще в форме… О, господи, что толку гадать!

На гигантском экране над сценой начался фильм о событиях в Мексике. Произведение Линды Боннер, отражение агонии в гуманитарных терминах. Фильм транслировался на телеэкраны всей страны, но ни делегатов, ни прессу, ни наблюдателей он нисколько не заинтересовал. Съезд шевелился и извивался, как единый живой организм. Все напропалую заключали договоры и сделки, только вот о чем договариваются, никто не знал. Сотрудники Боннера продирались в толчее, проверяя, всем ли понятно: Боннер – единственный реальный кандидат, а Гранадо – ни на что не годный выскочка; Хэзлитт теперь лишь воспоминание, а Шерман Тейлор – республиканец в шкуре демократа, и кроме того, самые надежные источники уверяют, что он пытается уговорить Боннера предоставить ему второе место. Их заверения мигом расходились по залу. Делегации, верные любимым сыновьям и желающие выждать, посмотреть, что будет, завязли в цементной жиже крепче прежнего. Фильм о Мексике оказался слишком душераздирающим для многих телепродюсеров, и они переключились на прямой эфир, на интервью своих корреспондентов с участниками собрания. Среди делегатов расходились вечерние номера настоящих газет. «Чикаго трибьюн» возглашала: «Тейлор говорит – это ложь!», «Сан таймс» отвечала вопросом: «Что было у Боннера на Хэзлитта?» И все разговоры между делегатами сводились к тому же: чему верить? Знает ли кто-нибудь правду?

Дрискилл пробрался к делегации из Айовы и отыскал Ника Уорделла, украшенного значком Боннера умеренной величины в петлице легкого пиджака. По его обожженному солнцем лбу струился пот.

– Бога ради, Бен, у нас здесь полно людей Хэзлитта, они все в трауре, что им сказать? Под честное скаутское, то письмо – не фальшивка?

– Клянусь могилой матери, Ник, самое настоящее. Боб Хэзлитт сходил с дистанции и собирался поддержать президента. Лично мне говорил.

– Эй, люди, послушайте! – Ник созвал к себе делегатов от Айовы. – Я ведь знаю, как многие из вас сочувствовали Бобу Хэзлитту. И правильно! Никто больше него не сделал для нашего штата. Но… хочу вам представить Бена Дрискилла. Он провел большую часть выходных с Хэзлиттом. Даже побывал на дне рождения его матушки, так, Бен? И вы с ним долго, долго беседовали, верно, Бен?.. Вы приехали в Айову, чтобы выяснить, нельзя ли найти точки соприкосновения между президентом и мистером Хэзлиттом, верно? И вы заверили его, что президент не закрыт для многих идей, волновавших Боба. Верно? – Дрискилл покорно кивал, радуясь, что Уорделл желает быть услышанным в общем гомоне. Он сомневался, что сумел бы открыто лгать в лицо делегатам. – Ну вот, президент ясно дал понять мистеру Хэзлитту, что никак не намерен оставлять Соединенные Штаты без защиты перед лицом враждебного мира. Да, он собирается изменить разведывательные службы, но ни в коем случае не ослабить. Безусловно, в этом мистер Хэзлитт с ним согласился. Что избавило его от самых серьезных опасений относительно переизбрания президента. И в конечном счете он полностью согласился, что кампания против действующего президента окажется катастрофой для партии.

Ник кивнул, пожал Дрискиллу локоть.

– Спасибо, Бен, я знаю, что вам нужно переговорить с другими делегациями, миллион благодарностей… – И удалился, уверяя своих, что пора снова пересчитать голоса.

Фильм об ужасах мексиканского землетрясения шел своим чередом, а где-то оркестр играл «Счастье к нам вернулось». Здесь и там мелькали представители Красного Креста и Чикагской службы здоровья. Они расталкивали почти непробиваемую толпу, пробиваясь к упавшим в обморок, страдающим от обезвоживания, от тошноты и симптомов похмелья, а рокот не спадал, отдавался в подошвах, и Бену пришло в голову, что, конечно же, где-то работают моторы, питающие кондиционеры и генераторы, а в пол центра съездов ритмично ударяли подошвы, и он было решил, что требуют включить кондиционирование, но тут расслышал:

– НАМ НУЖЕН ТЕЙЛОР! НАМ НУЖЕН ТЕЙЛОР! НАМ НУЖЕН ТЕЙЛОР! НАМНУЖЕНТЕЙЛОРНАМНУЖЕНТЕЙЛОРНАМНУЖЕНТЕЙЛОРНАМНУЖЕНТЕЙЛОР!..

И Дрискилл вдруг понял, что всем этим делегатам вовсе не нужен Чарльз Боннер, они хотят перемен, и если нельзя получить Хэзлитта, сгодится и Тейлор.

– БИРЖЕВОЙ ШУЛЕР… БИРЖЕВОЙ ШУЛЕР… БИРЖЕВОЙ ШУЛЕР… ОН БОЛЬШЕ НЕ ПОБЬЕТ ТЕЙЛОРА… НЕ ПОБЬЕТ ТЕЙЛОРА…

Бен слыхал, что такие вещи случались на съездах, отчаянные сторонники одного кандидата находили лазейку, и вся толпа устремлялась за ними, словно ею завладел вирус, колеблющиеся тоже заражались общим порывом… И невольно подхватывали, сами не зная зачем, просто не могли вырваться из общей струи…

– НАМ НУЖЕН ТЕЙЛОР! НАМ НУЖЕН ТЕЙЛОР! НАМ НУЖЕН ТЕЙЛОР!

Том Боханнон стоял перед трейлером спиной к толпе, прорывавшейся к Тейлору. Там хватало морских пехотинцев, чтобы сдержать поклонников. Генерал провел его в заднюю комнату трейлера и кивнул на бутылку бурбона.

– Выпей, Томми. Все генераторы выходят из строя: в старом Чикаго слишком жарко.

– Мы-то знаем, что бывает и похуже, генерал.

– Вот это верно сказано. – Он взял Боханнона за плечо, заглянул ему в глаза. – Ты побывал в крутых переделках. Ты заслужил долгий отпуск.

– Что у вас для меня? Я ведь еще не отыгрался, нет? – Он уже слышал эти слова, и они ему не нравились.

– Ты заслужил отдых, Томми. Выиграем мы или проиграем, все равно ты заработал почетную отставку. Хочешь во Флориду? Или вернешься во Францию? Ты заслужил долгий отпуск, Томми.

– Вы ведь еще не отправляете меня пастись на луг, генерал?

– Луг совсем неплох: вилла на Ривьере. Или ты предпочитаешь хижину в Сьерра-Неваде? Выбирай, что пожелаешь.

– Вы так щедры, генерал.

– Без тебя я бы не справился. Тарлоу, Саммерхэйз… Боже мой, представляю, каково было на Шелтер-Айленд в ту штормовую ночь. Ты лучший из всех, Томми, вот в чем дело.

– Но теперь вы считаете, что я отыгрался.

– Ты же понимаешь, тот случай с Дрискиллом на лестнице… Видишь ли, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Не хочу, чтобы тебя кто-нибудь убил. Ты совершал великие и ужасные дела ради своей страны, Томми, и ради меня, и ты заслужил право пожить настоящей жизнью.

– Как ни печально, я другой жизни не знаю, генерал.

– Ты был лучшим, Томми.

Том Боханнон видел, что разговор становится неприятен генералу. Он читал это в его глазах, в жестах, в осанке.

– Генерал, думаю, мне лучше проверить, как справляются наши люди. Вы, как я понимаю, хотите, чтобы они дружно рванули к сцене, когда появитесь вы с президентом, и кричали: «Нам нужен Тейлор!» Так?

– В точности.

– Что ж, генерал, я не увижу вас до окончания сегодняшнего веселья… давайте надеяться, что все пройдет хорошо.