Дань псам. Том 2 - Стивен Эриксон

Мяу кивнула, выпучив глаза.

– Не бойся, – сказал Беллам, – я пойду медленно.

Он поднял Кроху и усадил на изгиб левого локтя. Она обхватила тонкими ручонками шею Беллама и потерлась мокрым носом о его щеку. Беллам улыбнулся Мяу.

– Готова?

Она снова кивнула.

Пошли.

Снелл пока оставался у старого торговца людьми, и Белламу незачем было его дергать. Он понятия не имел, что случилось с Мирлой и Бедеком, однако он нацарапал углем на столе сообщение о том, что забирает Мяу и Кроху.

Мурильо уже должен был вернуться. Беллам начинал беспокоиться. Ждать больше нельзя.

Они медленно пробирались через толпу. Дважды Мяу нечаянно выпускала петлю, но оба раза Беллам успевал ее вернуть. Они выбрались из местных трущоб, называвшихся Разлом, и сумели-таки добраться до дуэльной школы.

Беллам спустил с рук Кроху в разминочном зале, наказал Мяу оставаться с сестрой и пошел искать Скаллу Менакис.

Та сидела на каменной скамье в затененной колоннаде, на краю тренировочного двора; она вытянула длинные ноги и смотрела в пространство. Услышав шаги, она подняла глаза.

– Занятия отменили. Уходите.

– Я не на занятия пришел, – сказал Беллам, сам поразившись резкости своего голоса.

– Убирайся, – сказала она, – пока я не избила тебя до бесчувствия.

– Слишком многие, Скалла, вступаются за тебя, при том, что ты делаешь. Это нечестно.

Она нахмурилась.

– О чем ты?

– Мурильо не возвращался?

– Все уходят.

– Он нашел Драсти.

– Что?

Беллам увидел, как в ее темных глазах пробудился интерес.

– Он нашел его, Скалла. В горняцком поселке. И отправился, чтобы забрать его. Но так и не вернулся. Что-то случилось, что-то нехорошее – я чувствую.

Она поднялась.

– Где этот поселок? Как он там оказался?

– Снелл.

Она пристально взглянула на него.

– Убью этого мелкого ублюдка.

– Не убьешь. О нем позаботились. У нас новая проблема.

В коридоре появилась маленькая фигурка и уставилась на них.

Скалла нахмурилась.

– Мяу? А где мама с папой? А где Кроха?

Мяу заплакала и помчалась к Скалле, которой только и оставалось, что обнять девочку.

– Они пропали, – сказал Беллам. – Я заботился о девочках и ждал – они так и не появились. Скалла, я не знаю, что с ними делать. Мне нужно домой – мои родители наверняка с ума сходят от беспокойства.

Скалла, все еще обнимая Мяу, повернула злобное лицо к Белламу.

– Мне нужно найти Драсти! Забери их к себе домой!

– Нет. Хватит. Позаботься о них, Скалла. Я только повидаю родителей и пойду искать Мурильо. Позаботься. Ты в долгу перед Мирлой и Бедеком – они заботились о тебе. Годами.

Беллам думал, что она ударит его, – таким гневом сверкали ее глаза. Он отступил на шаг.

– Кроха в разминочном зале, наверное, спит, – она сейчас много спит. А, и еще они голодны.

И Беллам ушел.

Слова молодого человека – мальчишки – сделали то, чего не добился Остряк. Шквал грубых, честных слов настиг ее, и от них не было защиты.

Скалла стояла, держа на руках Мяу, чувствуя, как душа лопнула, оставив только пустую оболочку, которая медленно заполнялась… чем-то.

– Ох, – прошептала Скалла. – Драсти.

Шардан Лим поджидал Вазу, когда она вернулась домой. Он поднялся с богато украшенной скамьи, но не двинулся навстречу, а стоял, глядя на нее со странным выражением.

– Это неожиданно, – сказала она.

– Несомненно. Простите, что я вторгся в ваше… плотное расписание.

В его извинении не было раскаяния, так что Ваза ощутила нервную дрожь.

– Что вы хотите, советник?

– А без титулов не обойтись, Ваза?

– Зависит от обстоятельств.

– Возможно, ты и права. И все равно, когда мы закончим, формальности будут не нужны.

Не позвать ли ей стражу? И что он сделает? Да просто рассмеется.

Шардан Лим подошел ближе.

– Налей себе немного вина. Или много – если хочешь. Нужно сказать, я вовсе не рад, что меня так бесцеремонно отставили. Похоже, ты нашла любовника по вкусу, и твои аппетиты растут. Без удержу? Полагаю, да.

– Вы выломали дверь, – сказала она, – и жалуетесь, что я ушла из комнаты?

Его бледные губы сложились в улыбку.

– Что-то вроде того. Я пока не готов тебя отпустить.

– А у меня нет права голоса?

Он поднял бровь.

– Милая Ваза. Ты отказалась от этого права давным-давно. Ты позволила мужу использовать тебя – не нормальным способом, но использовать. То же самое позволила и мне, а теперь еще какому-то низкородному воришке, и кто знает скольким еще. И не спорь – я уверен, ты и сама не поверишь своим оправданиям.

– И все же это моя жизнь. – Однако слова прозвучали слабой попыткой прикрыть уродливую правду.

Он не стал даже отвечать, а посмотрел на диван.

– Вам придется тащить меня, – сказала она, – так что все будет скучно, так скучно, что даже не удастся сделать вид, что это не простое изнасилование.

Он посмотрел разочарованно.

– И снова неверно, Ваза. Ты пойдешь сама и разденешься. Ляжешь на спину и раздвинешь ноги. Это просто, ты часто так делала. Боюсь, твоему низкородному любовнику придется делиться тобой. А вскоре, думаю, ты даже не сможешь заметить разницы.

Как он мог заставить ее делать такое? Она не понимала, однако он, несомненно, понимал. Да, Шардан Лим слишком хорошо все понимал.

Она пошла к дивану.

Она еще чувствовала жгучую боль после утреннего сношения. Вскоре боль усилится и станет нестерпимее. Да, боль и удовольствие сплетаются, как любовники. Она могла испытывать их снова и снова, всегда.

Так и было. До тех пор, пока она… не проснулась.

Крокус, забудь про моего мужа. Это ни к чему. Вот что я скажу в следующий раз. Обещаю.

Обещаю.

Шардан Лим попользовался ею, но в результате именно он не понимал. И когда она, после всего, поблагодарила его, это, похоже, застало его врасплох. Пока он торопливо одевался и уходил, Ваза, лежа на диване, забавлялась его смятением; она была всем довольна.

И подумала о стеклянном шаре с заключенной внутри луной, подарке давно потерянной юности, и улыбнулась.