"Штрафники, в огонь!" Штурмовая рота - Владимир Першанин

Я не верил, что убийства охранников проходили без участия Алдана. Но вину брали на себя «шестерки». Такого же мнения были и остальные командиры в нашей роте. Ничего хорошего не ждали мы от его помощника, долговязого, губастого парня, очень крепкого физически, по кличке Хунхуз. Один взгляд чего стоил! Вроде равнодушный, почти сонный, но читалось в нем такое, что хотелось побыстрее пройти мимо. По слухам, Хунхуз расправлялся с неугодными Алдану людьми.

Мало я верил кучке воров, сбившихся вокруг Алдана, Хунхуза и Тихого. Мы их в первые же дни поставили на место, когда они начали качать права, избили несколько человек, не желавших подчиняться, попытались взять контроль над кухней. В тот момент и надо было прижимать уголовную верхушку, но неожиданно мы столкнулись с полным отказом людей давать показания. Официально Тимарь ничего Алдану предъявить не мог, лишь шуганул. Уголовники притихли, но мы ждали в любой момент какой-нибудь гадости.

Мы сделали попытку отделить от воровской верхушки парней и мужиков, попавших в лагеря за мелкие преступления. Вначале получалось. Ребята старательно постигали военную науку, добросовестно стояли на постах. Но Алдан и Хунхуз предприняли свои действия, и эти парни, вчера еще нормальные, начали дурить.

Воровская верхушка нервы нам портила крепко, хотя командный состав в роте был далеко не слабый. Урки, разваливая дисциплину, четко знали грань, за которую переходить нельзя. Старательно козыряли офицерам и сержантам, шли на занятия или на пост, а затем начинали валять дурака.

Занятия по тактике превращали в клоунскую игру. Некоторые ни в какую не желали постичь устройство винтовки. Вернее, винтовку они знали неплохо, но дурили и тянули время. Самым излюбленным способом было «косить под больных». И это они умели, хотя старшину Бульбу провести было трудно. Что для зэка нагнать температуру на градуснике до 38–39 градусов? Пара пустяков! И вот шатаются по территории или дуются где-нибудь в укромном уголке в карты сразу десяток бездельников.

Заметно падала дисциплина и среди других штрафников. Кому охота, глядя на них, делать марш-броски по три километра или заниматься хозяйственными делами? Начались самоволки в соседние деревни за самогоном, некоторые приходили только под утро, значит, нашли подруг. Сажали нарушителей в землянку под замок. Помогало не слишком. Сержанты предлагали свой вариант: набить морду двум-трем особенно наглым и держать их закрытыми в землянке до отправки на передовую. Но Тимарь хорошо понимал, чем это может кончиться в бою.

Пулей в спину. Уголовникам мы смогли противопоставить жесткие требования дисциплины и постоянный контроль. В противовес уркам мы сумели сплотить нормальных ребят, понимавших, что единственный выход для них – служить, как положено.

Люди продолжали прибывать, рота уже насчитывала три с лишним сотни человек. И, как зараза, распространялась на вновь прибывших блатная накипь. Например, в связи с непогодой несколько дней нерегулярно подвозили продукты. Наши повара делали, что могли, но из топора щи не сваришь.

Ели болтушку из серой муки, заправленную последними крохами жира. Каша тоже по принципу – крупинка за крупинкой гоняется. Хлеб заплесневевший, да и то половинная норма. Может, и хозяйственники были виноваты, а может, и правда дороги непроезжие.

Дождь лил дня три подряд. Приходилось чинить старые землянки и рыть новые, для пополнения. Привозить песок и гальку, чтобы не тонуть в грязи. Вот в эти трудные дни Алдан решил показать, кто в роте хозяин. Видимо, он дал команду, и началась повальная «болезнь». Запугивали новых бойцов – переменников, кое-кто ходил с синяками. Работа практически прекратилась. Жаловались на температуру и на головокружение от голода, натирали какой-то гадостью руки и ноги, появлялись язвы.

Шел тихий, хорошо продуманный саботаж. Хоть точные сроки отбытия наказания (от 1 до 3 месяцев) не всегда придерживались, но проваляв дурака и прикинувшись больными, можно было отсидеться подальше от фронта. Даже лишняя пара недель значила много. Ситуация осложнялась тем, что не хватало надежного сержантского состава. Все командиры отделений были штрафники, и приказы их зачастую игнорировались.

По долгу службы замполит Зенович был обязан регулярно направлять донесения в политотдел армии о состоянии морального климата и дисциплины в роте. Я хорошо знал, что за счет таких донесений (противное слово – почти донос!) некоторые политработники делали карьеру. Их «объективность и политическую грамотность» ценили, выдвигали на вышестоящие должности.

Хотя важнее было вместе с командиром принять меры по нормализации положения, чем старательно перечислять нарушения и разные происшествия в роте. Ну, приедут проверяющие, настрочат телегу, однако реально они не помогали. Все равно наводить порядок в роте придется нам.

Помню, Николай Егорович и замполит собрали нас в очередной раз. Присутствовали командиры и помощники командиров взводов, начальники отделений, на кого мы могли рассчитывать. Решали, каким способом положить конец уголовщине, которая мешала превратить роту в боевую единицу. Поводом для совещания стал несчастный случай с одним из вновь назначенных командиров отделений из числа штрафников.

Поздно вечером его столкнули с мостика через ручей. В обычное время ручеек был воробью по колено. После прошедших дождей вода перехлестывала через шаткий настил и закипала водоворотами возле камней. Мы уже провели свое небольшое расследование. Сержант был принципиальный, требовательный парень из фронтовиков. Разжалованный за отступление без приказа младший лейтенант.

Мы знали, что он попал к нам случайно, и Тимарь сразу назначил его командиром отделения и присвоил звание сержанта. У нового командира в первый же день возник конфликт с уголовниками. Одного из них он поймал, когда тот пытался вынести украденные ботинки (за них в деревне можно было выменять литр-полтора самогона). Сержанту пригрозили, а через пару дней кто-то с силой толкнул его «в нужном месте», там, где было больше камней.

Парень разбил голову и вывихнул руку. Запорожец вправил руку и сказал, что произошло сотрясение мозга. Сержанту, как минимум, придется неделю отлеживаться в нашем лазарете. В санбат решили его не отправлять, возникли бы вопросы, направили комиссию для проверки. А что такое комиссия, мы хорошо знали. Начнутся расспросы людей, проверка имущества, документов. Толком нам не помогут, только потаскают по начальству и влепят по выговору.

– Ребята, – коротко и зло говорил Тимарь, – я такого блядства за полгода, пока в роте нахожусь, не видел. Кто сержанта покалечил, мы не найдем. Ноги растут из верхушки. Алдан, этот долбаный Хунхуз, Тихий…

– Пристрелить бы их к чертовой матери, как Пикалова, – сказал Петя Фалин.

– Не та ситуация. Пикалов был расстрелян во время боевых действий, а здесь за самоуправство под трибунал можно угодить.

– Так и будем терпеть? Воспитывать?

– Нет, их уже словами не воспитаешь.

Николай Егорович рассказал, что неделю назад его вызывали в штаб армии. Разговор о возможной переброске на передовую закончился тем, что Тимарь сумел убедить командование, что рота еще не полностью сформирована, но сегодня утром состоялась повторная беседа.