Тайна Тихого океана - Игорь Чубаха

Электрод шкрябнул о дизель-гидравлическую силовую установку и чвыркнул сочной бирюзовой искрой на ремкомплект. Три последовательных фехтовальных терции не достали Кучина. На пульте управления механизмами подъема, поворота и изменения вылета стрелы, задетые синим языком горелки, принялись тлеть и чадить промасленные рабочие рукавицы.

Тогда противник по-жонглерски ловко перебросил для обмана из ладони в ладонь зажим и горелку, меняя хват, и повторил атаку… Когда телохранитель сполз по стенке, Кучин сквозь ложковый перестук и стоны гидроцилиндров расслышал позади тихий щелчок, жужжание и лязг, словно от влекомой по перрону дачной тележки. И выругался, как мама в детстве не велела. На всю операцию у славянина ушло три секунды, но старый жирный Борман оказался проворнее.

Фриц не стал стрелять, не стал паниковать. Он сбежал. На том месте, где только что угадывалось инвалидное кресло рейхсляйтера, теперь разевал пасть люк, ведущий куда-то вниз, и сквозь пасть люка гулял ветер. В левом окне никого, в правом — никого, в лобовом…

В переднем окне на фоне снега явственно виднелось зигзагами улепетывающее кресло.

Быстрый взгляд на манометры: краноэкскаватор пер с максимальной скоростью, оставшегося масла в гидроприводах хватит метров на сто…

Ладно, поиграем в салочки… Звон разбиваемого локтем окна, удар подошв о металлический настил корпуса экскаватора, приглушенное ругательство, скрип снега под сапогами. С самого начала Кучин взял приличный темп, и по его расчетам он должен был нагнать удирающего толстяка секунд через шесть. Он даже позволил себе переливчато свистнуть на бегу и заорать:

— Стой, стрелять буду! Принять к обочине и приготовить документы!

Но недооценил старшина дряхлого фашиста — над креслом взвилась черная точка, зависла на миг и взорвалась. За ней взлетела вторая. И еще, еще… Гранаты. Ах ты старый пень, почти в центре города! Уворачиваясь от бедовых осколков, Кучин наддал. Бежать приходилось зигзагами — смерть так и роилась вокруг, вздыбливала асфальт торосами, бросала в лицо мокрый снег и раскаленный металл, разрывала барабанные перепонки грохотом и треском.

«Уйдет ведь, ай-ай-ай…»

Кресло опрокинулось, воздушные шарики жизнерадостно запрыгали на веревочках, отбрасывая цветные тени, один лопнул. Борман вывалился из кресла пельменем и проворно пополз на руках, волоча грузную тушу, будто рак-отшельник свой домик. Кучин, пыхтя, навалился сверху:

— Гражданин Борман, вы арестованы!

— Сгинь, нечисть! Почему тебя не поразили мои ракеты?!

— У меня в пломбу вмонтирован прибор опознавания «свой-чужой». Ты ведь палил русскими ракетами?

— Ненавиж-ж-жу!!!

Неожиданно ловко Борман вывернулся из не очень-то и сильного захвата Кучина (старик все ж таки, уважать надо), хлопнул себя по безвольной ноге — и в грудь мегатоннику выстрелил тонкий клинок стилета. Повезло старшине, что он для согрева надел под куртку ЛТО свитер с ползущими по груди варанами, найденный в кабине «Боинга». Пробил куртку, но застрял в варанах, не ужалил иноземный металл русскую плоть… Тогда стилет со щелчком юркнул обратно в ляжку, и из распахнувшегося разреза на брючине показалось короткое дуло. Инстинкт швырнул Кучина в сторону, очередь игольчатых пуль ушла в небеса…

Старшина поймал дрыгающуюся ногу в захват, заломал — и с ужасом понял, что нога отчленяется от тела, словно хвост ящерицы. Борман зарычал в бессильной ярости.[150]Отбросив фальшивую ногу в сторону, облепленный снегом по маковку Кучин потянулся к горлу несостоявшегося мирового правителя, но на полпути осекся и неожиданно для самого себя прыгнул в сторону.

Зачем он это сделал, старшина и сам не смог бы ответить… Впрочем, он понял это через секунду — одновременно с герром Борманом, который вместо мегатонника увидел нависшую над собой черную плоскость в полнеба. Мартин тоненько, страшно заверещал и вытянул вверх обе руки, точно пытаясь заслониться от неизбежного:

— Вас? Вас ис дас?! Найн!!!

— В сторону, в сторону, уползай, быстрее! — заорал Кучин. Но было поздно.

Исполинская плита медленно и равнодушно опустилась на Мартина Бормана, втемяшивая в лед и старика, и опрокинутую инвалидную коляску, на миг застыла, и пошла вперед и вверх.

Брошенный людьми, но не остановленный стальной монстр продолжал свое величественное шествие к вокзалу. Не успеет.

* * *

Двадцать восемь секунд.

Герда не успела испугаться, потому что пугаться дальше было некуда. Мимо просвистело некое темное тело, рвануло ее за воротник, она разжала руки, и желудок тут же подскочил к самому горлу. В Диснейленде она каталась на Русских горках — ощущения были очень похожими… Вот только по окончании аттракциона ждал ее не добрый дедушка с леденцами в руке, а беспощадный асфальт чужой страны. Герда крепко зажмурилась, ожидая последнего удара, после которого ее встретит мамочка и поведет навстречу Свету…

Ударилась она не больно, но все же ощутимо, даже дыхалку перехватило. В рот набилась какая-то солено-холодная пакость, глаза залепило, девушка забарахталась, но тут кто-то рывком поставил ее на ноги, помог смахнуть снег с лица. Валера. Милый, либер Валерочка!

— Любимая, ты цела? — с беспокойством спросил простой русский паренек. — Ты жива, единственная моя?

— Валера, я согласна! — Она, проваливаясь по колено в снег, бросилась в ласковые объятия. — Я готова в радости и горе!..

Оказывается, оба — и Герда, и Валера — приземлились в сугроб, будто специально выросший возле стены Московского вокзала… Впрочем, случайно ли? — неподалеку от сугроба остывал с выключенным мотором давешний снегоуборочный кар.

Одиннадцать секунд.

— Точно в яблочко. Поздравляю с удачным приземлением, Синдерелла, хороший сугроб смастрячил… Ладно, хватит прохлаждаться, старый Новый год проводить не успеем.

Валера и Герда обернулись на голос. От стены отлепилась коренастая фигура, вразвалочку, неторопливо направилась к павшим влюбленным.

— Илья! — радостно воскликнул Зыкин. — Ты откуда? Познакомься, моя невеста!

— Закончил пораньше, вот и решил посмотреть, как у тебя дела… — И добавил тихо, чтобы внучка не слышала: — Герр Мюллер упокоился с миром.

«А я в таком растрепанном виде», — надула губки Герда, и сдержанно поздоровалась с другом Валеры.

— И вам не хворать, барышня, — сказал Илья Кучин и протянул ей плоскую флягу. — Ну, за удачное завершение операции. — Он подозрительно оглядел соратника. — Надеюсь, удачное, да, Синдерелла? Сапоги где?