Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин

болезненный, и — слишком, слишком реальный и от которого вроде хочешь быстрее проснуться, а с другой стороны…

— Хочешь оставаться там… — тихо сказал Шаров, и Виктор кивнул.

— Да.

— Но как? Где это было?

Виктор ощупал позади себя холодный кафель, как делал это много-много раз когда-то давно, в том самом забытом сне.

— Здесь. Это было здесь.

С минуту они стояли друг против друга, будучи не в состоянии что-либо произнести. Мысли каждого были поглощены настоящим и прошлым. Пытаясь связать эти две тектонические плиты реальности, сошедшиеся прямо здесь, в этой точке — посреди замершего в глуши старого здания психиатрической больницы они встретились тут совершенно не случайно. И каждый видел что-то свое в глубине тех лет, что скрывала непроницаемая мгла.

После минутного молчания Шаров положил руку на плечо Виктора:

— Нам нужно идти. Ты сможешь?

Виктор кивнул.

— Если этот гад там… — Они снова взглянули друг на друга, пытаясь понять, об одном и том же человеке разговор или нет. — Я его пристрелю, — прошипел Шаров. Он быстро нагнулся, перевернул санитара на бок и сомкнул стяжку на худых запястьях.

— Чтобы сзади не напал, — буркнул майор.

Они вышли из туалета. В больнице стояла тишина, изредка прерываемая одиночными звуками спящих психов. Виктор снова взглянул на дверь палаты по другую сторону коридора. До его уха донесся едва уловимый шорох. Впрочем, это могло быть что угодно.

Шаров подкрался к пластиковой двери, из которой вышел санитар и осторожно глянул в щелку.

— Тихо! — он махнул рукой. — Идем!

За перегородкой располагался блок для санитаров и хозяйственные помещения. Они прокрались мимо кабинета, дверь которого была распахнута настежь. Внутри горела маленькая настольная лампа, а в белом чайном блюдце тлел скрюченный окурок. Форточка на окне была приоткрыта, оттуда, перебирая листы большой амбарной тетради, лежащей на подоконнике, периодически врывался свежий прохладный воздух.

На столе возле лампы покоилась связка ключей и Виктор сунул ее в карман куртку.

Шаров пошел вперед, прислушиваясь. У каждой двери он останавливался, осторожно нажимал ручку, но все было закрыто.

Следующая перегородка оказалась отделена решеткой, запертой навесным замком. Виктору пришлось повозиться, пока он подобрал нужный ключ. Сжимая довольно увесистую связку в руках, он поймал себя на мысли, что уже не раз делал так — только ключ был другим, странным, длинным, не похожим на другие.

Наконец, решетка поддалась.

Они взглянули друг на друга. По ту сторону их могло ждать что угодно. Шаров достал пистолет. Его зрачки в темноте казались огромными и зловеще блестели.

— Ну я и ввязался, — сказал он, нажимая ручку двери. — Черти что.

Центральный холл третьего этажа больницы был темен и тих. Посреди него покоились две огромные кадки с фикусами. На ветке одного из них на длинной нитке висела большая и круглая елочная игрушка. Она медленно, почти незаметно вращалась и серебряные звезды на ее боках магически перетекали одна в другую.

Прямо как в детстве, — подумал Виктор, замерев.

На нижнем этаже кто-то громко кашлянул. Звук разлетелся по больнице хлестким ударом и Шаров, подошедший к лестнице, встрепенулся, едва не оступившись.

Он взмахнул рукой, удерживая равновесие, схватился за перила, потом жестом показал, что опасности нет, но Виктор нутром почувствовал, как забилось сердце майора и задрожали его ноги.

Каждый резкий звук здесь вызывал всплеск адреналина и что-то в окружении, в атмосфере больницы было пугающим и даже отталкивающим. Виктор читал, что сковывающее ощущение неестественности, «киношности», будто смотришь на себя со стороны, называется дереализацией и может служить симптомом совершенно разных не совсем приятных психических состояний, требующих лечения как раз в таких местах.

Вот и сейчас он почувствовал, даже скорее увидел себя как бы немного сверху, со стороны сильно вытянутых, узких прямоугольных окошек высоко на стене. Увидел паренька, идущего вслед за человеком в белом халате, который держал в руках папку, за ними шла женщина, показавшаяся ему знакомой, но как часто это бывает во сне, он не смог вспомнить, кто она и откуда ее знает. Паренек шел медленно, опустив руки и понурив голову. Было видно, что идти за доктором ему сильно не хочется, но и сбежать он никак не может.

В этой небольшой процессии чувствовалось какая-то гнетущая безысходность.

Виктор увидел, как доктор прошел мимо фикуса, на котором висела все та же елочная игрушка и свернул направо. Он миновал первый кабинет, остановился возле двери второго, дождался, пока мальчик подойдет и открыл ему дверь. На лице его Виктор различил едва заметную улыбку. Можно было подумать, что так мужчина хочет подбодрить посетителя. Однако, глаза его оставались ледяными и бесстрастными, как у акулы. Так хищник улыбается, глядя на послушную жертву, следующую на заклание.

— Витя… — раздался голос женщины…

— Подождите нас снаружи, — сказал доктор властным голосом, пропустил мальчика вперед и закрыл за собой дверь.

Виктор моргнул и видение пропало. Шаров стоял посреди холла. В правой руке он сжимал пистолет.

— Я разнесу эту чертов склеп! — процедил майор сквозь зубы. — Камня на камне не оставлю! Сравняю с землей!

— Вторая дверь, — шепнул Виктор. — Вторая слева.

Они снова взглянули друг на друга и почти синхронно двинулись вперед. Плечом к плечу. Как когда-то…

Виктора ударило электрическим током и Шаров отпрянул.

— Ты чего бьешься? — прошипел он.

— Это не я.

Сердце у него жутко колотилось.

Они достигли двери, куда вошел мальчик с человеком в белом халате. Шаров поднял свободную руку и взялся за ручку.

— Если что, беги, — прошептал он. — Зови подмогу. Я буду отстреливаться, пока смогу. Только не через главный вход, а также как мы и пришли. Понял?

Виктор кивнул. Нервы его были на пределе.

Едва уловимое звучание музыки доносилось из-за двери, над которой висела позолоченная табличка с большими черными буквами:

«Главный врач, д. м. н., профессор Инин Я. А.»

Их взгляды пересеклись. Майор кивнул, и Виктор кивнул ему в ответ. Больше слов не требовалось. Полицейский надавил ручку двери и с силой толкнул ее от себя.

Дверь открылась неожиданно легко, и они ввалились в просторное, утопающее в полутьме огромное помещение, больше похожее на актовый зал.

Не успев опомниться, Виктор вдруг почувствовал леденящий холод, скользнувший по лицу и рукам, прокравшийся за шиворот куртки и заставивший его съежиться. В комнате было очень, очень холодно. Даже холоднее, чем на улице, хотя и там температура в это время