Хундертауэр - Сергей Чичин

Хайн набежал на ворота, вновь зарычал, нагнетая боевую мощь, и тяжело вложил с обеих лап кистенем по обугленным доскам. Гири вгрызлись в дерево ровным рядком, брызнула во все стороны щепа, один из брусьев раскололся по вертикали, предъявив темное нутро добротного мореного дерева. Хайн отступил на шажок, раскрутил оружие снова и, выгибаясь всем телом, опять жахнул в то же место. Хруст усилился, черные твердые брызги угля разлетелись по округе, частью пробарабанив по мощному рифленому панцирю гоблина и слегка поколотив спешащего на помощь Хастреда.

— Хочешь топором постучать? — предложил книжник великодушно (чего не сделаешь, лишь бы уклониться от самостоятельного участия в труде!).

— Нееее, — выдохнул Хайн, скрутился снова, и опять полетела щепа, отскочила одна из толстых железных пластин, оковывающих ворота поверху, а Хастреду на шлем посыпалась труха из подгнившего верха ворот.

— Тогда берегись, — заботливо упредил книжник и, развернувшись, сам обрушил тяжелое лезвие в поврежденное место. Топор врубился глубоко, завяз, а неугомонный северный гость уже разворачивался на новый удар… Хастред уперся в дерево ногой, повис на рукояти топора всем телом и выдрал его за миг до того, как гири вновь сшиблись с деревом, разнося его в мелкое крошево. Размахнулся и шарахнул снова, выдирая — качнул оружие, и толстый кусок бруса отщепился сам собою. Опять сочно хряпнули о дерево гири, звонко тюкнул, уходя почти по обух, топор, а со стороны наблюдателей подоспел к шапочному разбору и Зембус, храбро ощетинившись краденым кутилем.

— Все бы вам долбиться, — укорил он работников. — Я б мог короедов позвать, вот уж был бы воистину пикник, а не война. Хватит уже крушить! Можно лезвие в дыру просунуть и так нажать, чтоб засов сбросился.

— Отойди, зашибу, — миролюбиво ответил Хайн и взмахнул кистенем снова. Похоже, он получал недюжинное удовольствие от самого процесса. Друид, пожав плечами, отступил. Мешать союзникам, тем более таким бесноватым, он никогда не считал правильным.

Хастред умаялся достаточно быстро, но и дело было сделано: в воротах образовалась широченная выбоина, которую Хайн с упоением оформил в самый настоящий кратер, а последний рубеж обороны — истонченные ударами доски — проломил могучим ударом ноги, от которого по колено провалился в дыру.

— Вот теперь и засов можно скидывать, — пояснил он друиду, вытаскивая ногу обратно. — Или еще попинать! Тогда и не открывая пролезем.

— С лошадьми? — мрачно уточнил Зембус.

— Можно и еще расширить. Но лучше открыть! А по дырам пусть кроты шмыгают.

Запустил руку по плечо в пролом, пошарил там, нащупал брус засова и со всей немалой силы отжал его кверху. Генерал хотел было крикнуть, чтоб не дурил, засовные скобы сверху закрыты, но интереса ради придержал язык. А Хайн напрягся так, что разошлись на толстой ручище пластины доспеха, перекосился всем телом и пихнул раз, другой, а на третий раз вылетели штифты, что прижимали скобы, и засов наконец выскочил из креплений. Гоблин невозмутимо ухватился за створку и укатил ее далеко в сторону, открывая кавалерии путь в нутро спящего города.

— Вот же зараза какая, — восторженно поделился генерал с откровенно скучающей эльфой. — Ты мне как на духу этой своей — как ее? — Гилтониэли признайся: есть среди вас, эльфов, на такое гораздые?

— Ох, да откуда ж чему взяться, — кисло отозвалась Тайанне, нимало не впечатленная показанным фокусом. — Зато знавала я одного эльфа, который мог языком достать до своего же носа, без балды.

— Ну и что? — озадачился Панк.

— Вот именно — ну и что?

Генерал обиженно фыркнул и демонстративно отвернулся, краем глаза наблюдая, как Хайн откатывает вторую створку. За воротами обнаружился ночной город — вполне себе мирный и даже довольно-таки безжизненный, что было уж по меньшей мере неправильно, учитывая, что грохот разносимых ворот должен было долететь до самых дальних уголков! Зембус и Хастред уже взгромоздились обратно на лошадей, Кижинга так и не удосужился слезать со своей, а Хайн, распахнув ворота, вернулся к хрюкачу позвякивающей рысцой и вспрыгнул в седло, как на огромный булыжник. Генерал болезненно крякнул, прикинув, каково должно приходиться вепрю, на которого брякается такое сокровище, но кабан и глазом своим крошечным не повел, демонстрируя выносливость, крепость и пренебрежение к невзгодам, достойные истинного кохорта. Из всех зверюг, которые когда-либо доставались генералу, подобными качествами мог бы похвастаться только престарелый дракон Ашардалон. Да и то в полной мере — только после того, как благополучно помер, будучи загнан экспрессивным гоблином до последней крайности.

— Веди, генерал, — окликнул его Хастред. — Ты тут единственный, кто знает, где гном обитает. Хотя, башню я отсюда вижу…

— Там замок вокруг этой главной башни, — наставил генерал. — Врываться в него любою ценой! Ворота там поменьше, чем эти, но на моей памяти были не такие простые — а медью обшитые, чтоб ни выжечь, значит, и ни особо вырубить. Так что, возможно, придется на стены карабкаться подобно позорным зверям бибизянам. Бибизянами у нас будут шаман с грамотеем, ибо похожи — кто рожей, а кто и повадками.

— А ежели там гнома не застанем? — уточнил прагматичный Кижинга.

— Должны застать. Ночь же! Гномы ночью по улицам не шляются, им пугливо. Другого боюсь: как бы преподлейший бородач, завидя дутие в хвост, гриву и бороду разом, не бежал в страхе своим магическим методом за тридевять земель! Так вот, ежели вдруг таки упустим, всем советую начать молиться, ибо за что боролись? Я хоть и не Хайн, но когда рассержусь — ох как немало всем вокруг покажется!

И хватил доблестный генерал пятками по лошадиным бокам, а для верности прихлопнул клинком плашмя по крупу, и лошадь с коротким обиженным взвизгом рванулась в ворота.

Тих и молчалив был ночной Хундертауэр, и генерала вновь покорежило: неправильно оно было. Чем на его памяти славен был родной город, так это не смолкающим ни на минуту даже ночью (особенно ночью) гулом множества полноценных, бескомплексных гоблинов. Они таскались друг к другу в гости на бочечку пива и бутербродик с копченой свиной тушей из запасов на зиму. Они передавали друг другу последние новости (порой запоздавшие лет на пятнадцать), иногда ленясь сойтись ближе чем на пару кварталов, и не чинясь ходили лупить горлопанов, орущих через полгорода всякую ерунду. Таверны открывались почти в каждом цокольном этаже, что немало дезориентировало приезжих, привычных принимать вывеску с кружкой за редкий ориентир, и зачастую обходились без дверей: все равно что внутрь, что наружу приличные гоблины норовили влетать через окно с подачи коллектива товарищей. Ходила, конечно, ночная стража по Хундертауэру и в те, гоблинские времена, но задачи ее были крайне смутны и неясны, а основной род деятельности сводился к потасовкам между собой и битью окон.

А здесь — тишь да гладь, какой даже в хумансовой Копошилке не повстречаешь. Там время от времени верещит какой ни на есть запоздалый пешеход, улепетывая от местного философски настроенного книжника.