Осень на краю - Елена Арсеньева

– А что, обязательно сегодня? Сейчас? – пробормотал он,отчаянно цепляясь за самую малую возможность отсрочить страшное открытие. И тутже постарался себя успокоить: а может быть, наоборот, окажется, что никакогосообщника не было.

– Скажите мне, Русанов, вы родную газету регулярно читаете?– каким-то странным голосом спросил Охтин.

– Ну да, в общем-то… – промямлил Шурка. Ему было неловкопризнаться, что припадки эйфорической любви к «Энскому листку» у него давнопрошли, он читал газету внимательно, от и до, только если был дежурнымподчитчиком у корректоров или «свежей головой», выпускающим, а так… Внимательночитал он только свои матерьяльчики да Ивана Никодимовича Тараканова, у которогобыло чему поучиться, ну и, если были, хорошие журналистские перепечатки изцентральной прессы.

– Понятно, – вздохнул Охтин. – Я так и думал. А между тем наднях там проскользнула некая заметка, которая заставляет нас поспешить. Так чтопройти в редакцию нам придется именно сегодня и сейчас. Только я, с вашегопозволения, сделаю один звонок.

Он подошел к хозяину квартиры, а потом проследовал вслед заним в соседнюю комнату – к телефону. Шурка решил воспользоваться случаем ипоговорить с сестрой. Хватит, мол, ей тут сидеть, дома ребенок… Хотелосьсказать – брошенный, но это было сущее вранье, с тетей Олей Олечке ничуть нехуже, чем с маменькой. Но в любом случае замужней молодой даме неприлично стольдолго находиться в обществе богемы, имеющей несколько иное представление онравственности, чем принято в той среде, к которой принадлежат Русановы,Аксаковы и иже с ними.

Сформулировав в уме сию откровенно фарисейскую тираду, Шуркаогляделся, отыскивая сестру, но, к своему изумлению, не нашел ее.

Ушла, что ли? Ну и умница! Странно, конечно, что ничего емуне сказала. Но он как раз говорил с Охтиным, и может быть, Сашка просто незахотела мешать. А может, она просто вышла в… э-э, пардон… ну, как принятовыражаться среди дам, пошлапопудрить носик ?

Разве что у Клары спросить?

Клара в ту минуту быстро, горячо говорила с Вознесенским,словно убеждала его в чем-то. Тот стоял понуро, всегда сверкавшие его глазаточно бы погасли, пеплом подернулись. Покачнулся, приложил руку ко лбу. Хриплохохотнул.

«Странный какой, – подумал Шурка. – Он пьян, что ли?»

– Извините, Клара… я хотел спросить, а Саша… она уже ушла?

Несколько мгновений Клара смотрела на него неподвижнымиглазами, потом пробормотала:

– Да. Она уже ушла.

Вознесенский резко повернулся, качнувшись, и двинулся квыходу.

«Точно, пьян!» – ответил на свой вопрос Русанов-младший.

Клара посмотрела вслед Игорю, потом перевела взгляд на Шуркуи вдруг расхохоталась.

На нее оглянулись неодобрительно. Поминки все же…

Стоя рядом с ней, Шурка чувствовал себя дурак дураком! «Онатоже пьяна, – подумал сердито. – Противная какая! Как только отец ее стольколет терпит!»

– Ну что, – раздался рядом голос Охтина, – нам пора…

Кажется, давно Шурка ниоткуда не уходил с таким откровеннымудовольствием!

* * *

Военный эшелон из Никольск-Уссурийска по расписаниюостанавливался в Х. лишь на полчаса, однако он задержался на предыдущей станциии пришел с опозданием на час. Время стоянки было сокращено до предела:собственно, требовалось прицепить три товарных вагона с мороженой рыбой и мукойда взять одну пассажирку. При эшелоне имелись не только солдатские теплушки, нои пассажирский вагон, который был сейчас почти пуст.

По всей дороге мело так, что паровозная бригада начала опасатьсязаносов на путях. Правда, телеграфисты сообщили, что верст за двадцать от Х.буран уже утих, так что главное – прорваться через Х. Именно поэтому поезд недолжен был задержаться ни на минуту. Помощник начальника эшелона проверялпроездные документы у новой пассажирки уже в вагоне, поглядывая с сочувствиемто на нее, то в бумаги: судя по ним, милосердная сестра Ковалевская была двамесяца назад отправлена в отпуск по ранению, а возвращалась сейчас в армию –еще до истечения отпуска, добровольно. То-то она еще прихрамывает…

Белая косынка милосердной сестры плотно, по-монашески,подпирая щеки и скрывая волосы, охватывала ее лицо, казавшееся сейчас, вблеклом свете вагонного фонаря, гораздо старше тех тридцати семи лет, которыеей было, судя по бумагам. Она кого-то напоминала помощнику начальника, толькоон никак не мог понять, кого именно. Вид у нее был очень усталый… ну да ничего,в пути больше нечего будет делать, кроме как спать.

Что за чудеса, чудеса нашего времени – женщины на войне?!Оно, конечно, женские ручки сделают перевязку быстрее, ловчее и приятнее, чеммужские, а все же, воля ваша, господа, – бабе на войне не место.

Вот эта охромела теперь на всю жизнь… Разумеется, она уже вгодах, и ей ножками своими никого соблазнять не придется, а все-таки жалко.Никто, главное дело, их на войну не гонит, сами лезут! Все хотят вровень смужчиною стать, а разве ж это возможно?

А новая пассажирка дама ишь ты какая лихая! НаРусско-японской побывала, так что для нее это вторая война. Ну ладно, на фронтеуспеет показать свою доблесть, а сейчас пусть отдохнет, это все, что можетсделать помощник начальника эшелона для такой героической личности.

– Насколько я понимаю, у вас есть возможность занятьотдельное купе, – сказал он. – Пассажирский вагон почти пуст: вы да еще дведамы. Повезло вам. Возможно, что где-нибудь на промежуточных станциях подсадяткого-то из господ офицеров, но это уж как Бог даст.

– Ну и ну, – усмехнулась сестра Ковалевская, – в воинскомэшелоне три женщины. Чудеса, да и только. А не боитесь, ну, знаете, как боятсяморяки: мол, женщина на корабле…

– Так ведь мы же не на корабле, – улыбнулся в ответ помощникначальник эшелона, – и у нас нет ни одного моряка в списочном составе бригады ипассажиров. Пехтура, артиллеристы – так что на все предрассудки нам наплевать изабыть.

– Слушаюсь, – кивнула сестра Ковалевская. – Наплевать изабыть! Разрешите пройти в вагон?

– Вас проводят, вещи донесут, – сказал помощник начальникапоезда. И, заметив недовольную вспышку в темных глазах, пояснил: – Прошупрощения, но с больной ногой вам трудно будет идти по вагону с вещами.

Позвал солдата. Тот подхватил портплед и громоздкий саквояжс облупленным красным крестом на боку – все имущество милосердной сестрыКовалевской.