Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс

Жилетта открыла ему объятия.

— Зачем искать?

Забвение… Именно забвение обрел Франсуа рядом с Жилеттой. И это забвение длилось дни, недели, месяцы. Время от времени он делал усилие, пытаясь отыскать свое прошлое, но не находил ничего, кроме пустоты и уныния.

***

В конце концов, Франсуа решил смириться и принять все как есть. Это был единственный способ избежать отчаяния. Он все реже и реже выходил из дому. Миновали День всех святых и Рождество. Его вселенная ограничивалась спальней, Жилеттой с ее платьями, обновлявшимися время от времени, ее золотым поясом и странным ароматом благовоний, которые она сжигала в курильнице. Порой она казалась ему какой-то волшебницей, наделенной злыми чарами, но он был не в силах противиться им. Их тела превосходно подходили одно другому, а это было единственным, что имело значение. Ее губы, груди, лоно источали само забвение, и Франсуа упивался им — благотворным, оздоровляющим…

Никто не докучал им в их убежище, но вот настала весна. Жилетта рассказывала ему кучу всякой всячины по поводу их совместной жизни. Про себя она говорила, что была вдовой богатого торговца. Денег у нее осталось много, и они тоже вскоре начнут торговать… Франсуа не мешал этим разговорам. Он не был уверен, что она говорит правду, но ему было наплевать. Он все больше погружался в эту странную жизнь, похожую на чувственный сон.

Только в одном Франсуа был уверен — в существовании перстня со львом, который был похищен у него и которым он, по словам Жилетты, дорожил больше жизни. Только эта мысль и удерживала его от того, чтобы полностью погрузиться в забытье. Пусть тот Франсуа де Вивре, о котором он ничего не знает, был личностью вполне заурядной, средней, но у него все же была одна необычайная особенность: каким-то кольцом он дорожил больше собственной жизни! Что за связь объединяла его с этим перстнем? Что за тайна, что за сказочная история таилась в нескольких унциях драгоценного металла? Через некоторое время эти вопросы без ответов сделались ему невыносимыми, и он решил разыскать перстень со львом.

Предчувствуя, что не может рассчитывать ни на какую помощь от своей сожительницы, Франсуа решил действовать самостоятельно, основываясь на тех крупицах знания, которыми располагал. Кольцо было украдено у него, когда он спал на Гревской площади. Значит, единственное, что ему остается, — это вновь пойти туда в надежде повстречать вора.

Ночью, пока Жилетта спала, он выскользнул из спальни. На нижнем этаже находилось его рыцарское снаряжение. Франсуа взял боевой цеп и некоторое время крутил им. Поначалу эта вещь показалась ему ужасно тяжелой, но вместе с тем он укрепился в уверенности, что умеет ею владеть. Ему всего лишь недоставало тренировки.

Франсуа прихватил также фонарь и, не переставая равномерно вращать своим оружием, вышел из дома. Дойдя до Гревской площади, он обошел все прилегающие к ней улочки. Место и в самом деле было разбойничье. Как только он мог дойти до такой глупости — улечься здесь спать? Какое горе помутило его рассудок?

Он задавал себе этот вопрос целую ночь напролет, беспрестанно вращая боевым цепом, к которому приноравливался все больше и больше. Рано поутру Франсуа возвратился домой несолоно хлебавши. Он возобновил свои попытки на следующую ночь и выходил еще три ночи подряд. Обходя улицы, он неустанно упражнялся с цепом и, в конце концов, восстановил былую ловкость.

В шестую ночь, когда небо уже начинало светлеть, до Франсуа донесся звук шагов. Он погасил фонарь и затаился у каких-то ворот. Появилось несколько человек — наверное, с десяток. Без сомнения, воровская шайка, если судить по зверским физиономиям и ножам за поясом. Шедший впереди был самый внушительный из всех — настоящий великан с окладистой светлой бородой.

И тут Франсуа увидел. На правой руке главаря блестело золотое кольцо, представляющее собой голову рычащего льва с двумя рубинами вместо глаз. Франсуа остался совершенно спокоен. Он должен воспользоваться эффектом неожиданности: сначала дать им пройти, потом молча напасть сзади…

Что он и исполнил. Когда шайка миновала его, Франсуа, рванувшись вслед, стремительно, точно и сильно ударил в голову двух бандитов, идущих последними. Остальные обернулись на стук. С криками бешенства они ухватились за ножи, но Франсуа закричал еще громче:

— Мой лев!

Боевой цеп в опытной руке — оружие необоримое. Никто, если только он не защищен крепкими доспехами, не может приблизиться к нему. Трое разбойников, оказавшихся достаточно глупыми, чтобы осмелиться на это, познали его действие на собственной шкуре: у первого была раздроблена грудь, второй лишился руки, а третий — половины лица вместе со щекой, глазом и ухом. Это было сигналом «спасайся, кто может!» Остался только главарь шайки — наверняка из гордости. Франсуа очутился перед ним одним прыжком.

— Ты сейчас умрешь, Сивобородый!

Цеп взметнулся вверх… В мгновение ока Сивобородый понял: у него остается только один шанс на спасение, один-единственный. Он поспешно сорвал с пальца перстень со львом и протянул его своему противнику.

Франсуа не шевельнулся. Он смотрел на это лицо, которое стольким внушало ужас, а теперь было мертвенно-бледно и не выражало ничего, кроме мольбы. Губы быстро-быстро что-то шептали. Этот скот молился! Со всем тем, что у него было на совести, он еще надеялся на божественное милосердие… Франсуа вспомнил слова своего брата: «Яблоня — приносить яблоки, ученик — учиться, а грабитель — грабить». В сущности, что он знает о том, почему Сивобородый разгуливает по парижским улицам и грабит людей, рискуя угодить на эшафот? Ярость битвы покинула Франсуа; убить сейчас означало бы казнить, а он не был ни судьей, ни палачом.

Резким движением Франсуа вырвал у Сивобородого свой перстень.

— Убирайся к черту!

Он остался один. Занимался день, уже провозглашенный всеми петухами Парижа, опередившими церковные колокола. Он опять прошел через Гревскую площадь и дальше, берегом Сены, где так неосторожно заснул. Тоска по погибшему Туссену снова сжала его сердце.

И тут Франсуа заметил, что ветви деревьев, растущих у кромки воды, покрыты молодой листвой… Молодой листвой! Франсуа охватила внезапная слабость. Молодая листва третьего августа! Последнее его воспоминание относится ко второму августа, когда он вместе с дофином въехал в Париж после трагических событий Жакерии. Значит, сегодня не третье?

Он бросился бегом к дому у паперти собора Богоматери. Жилетта, которую он грубо разбудил, вскрикнула, увидев перстень со львом. Франсуа потребовал все ему объяснить. С потерянным видом она отвечала… Сейчас день святого Якова, первый майский день 1359 года. На Франсуа напали, оглушив и отобрав перстень со львом, второго августа прошлого года. От удара по голове он потерял память. Она не понимала, как ему удалось разыскать свое кольцо, но была уверена, что именно благодаря льву Франсуа вернул свою память.

У Франсуа закружилась голова. Первое мая 1359 года: прошло девять месяцев!.. Но ничего, ровным счетом ничего не помнил он об этом времени. Между криком вафельника, который предшествовал его забвению, и видом кольца со львом на пальце Сивобородого зияла черная дыра.