История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер

Тем не менее счастливое для русских событие в Турции доставило случай отправить Нессельроде в Париж без того, чтобы это выглядело слабостью. Генерал Кутузов воспользовался беспечностью турок, бездействовавших после захвата Рущука (22 июня 1811 года), подманил их к Никополю, притворившись, будто хочет перейти в Никополе через Дунай, а сам перешел через него у Рущука, напал на лагерь визиря, рассеял часть войска и запер остаток его на островке посередине реки. Успех Кутузова, казалось, должен был принудить Порту к переговорам, и вызвал большую радость в Санкт-Петербурге, где о нем стало известно в ноябре 1811 года. Тотчас генералу Кутузову разрешили открыть переговоры и предложить мир, отказавшись от первоначальных требований. Теперь Александр требовал уже не Бессарабию, Молдавию и Валахию, а только Бессарабию, Молдавию до реки Серет, самоуправления для Валахии и Сербии, некоторые пункты на Кавказе и сумму в двадцать миллионов пиастров в возмещение военных расходов. Переговоры на этих основаниях начались в Журжево после подписания многомесячного перемирия. Каждую минуту в Санкт-Петербурге ожидали прибытия курьера с известием о заключении мира.

Хотя эти результаты оказались не столь великолепны, как мечтал Александр, они были достаточно хороши: приобретение Финляндии и Бессарабии знаменовало блестящее начало правления, обещавшего быть долгим. Эти результаты подходили ему еще и потому, что теперь он мог послать в Париж Нессельроде, и никто уже не упрекнул бы его в слабости: ведь в результате окончания войны на Дунае он располагал всеми своими силами.

Для Нессельроде подготовили инструкции. Александр потрудился составить их лично и разрешил Лористону объявить о скором отъезде нового полномочного представителя. Нессельроде предоставили высший чин русской дипломатии, дабы он предстал перед Наполеоном облеченным всеми знаками императорского доверия, и теперь с нетерпением ждали курьера с берегов Дуная, чтобы отправить Нессельроде тотчас, как станет известно об окончании войны с Турцией.

О своих намерениях Россия поставила в известность дворы на континенте, в том числе и Пруссию с Австрией. Лористон написал в Париж с удовлетворением доброго гражданина, более довольного правильностью своих поступков, нежели уверенного в их оценке, ибо из его слов становилось очевидно, что он сильно сомневался, что французскому двору понравятся его старания сохранить мир.

Известие об отправке Нессельроде дошло до Парижа только к середине декабря и весьма раздосадовало Наполеона по нескольким причинам. Он уже знал о неудачах турок и считал окончание русскими Турецкой войны прелюдией к войне с Францией. Он всегда предполагал, что русские только и ждут этого события, чтобы пойти против Франции и поставить его между неприемлемыми условиями и войной, и его выбор был предрешен. Известие о поездке Нессельроде не оставило сомнений. Наполеон заключил, что Россия считает войну с Турцией почти законченной и спешит воспользоваться случаем, чтобы диктовать условия. Это его глубоко раздражило и могло даже побудить к бурным объяснениям, если бы он не задумал план, который требовал глубочайшей скрытности. Наполеон хотел дойти до Вислы раньше, чем русские перейдут через Неман, дабы спасти огромные ресурсы Польши и Старой Пруссии, которые русские не преминули бы уничтожить, если бы им дали время, ибо они вслух хвалились, что готовы превратить свои провинции в пустыни, по примеру англичан в Португалии. А ведь чем дальше начнется пустыня, тем меньше припасов придется ему везти с собой. Вот почему Наполеон, обладая Данцигом, думал договориться с Пруссией о навигации во Фриш-Гафе, дабы установить сообщение водным путем из Данцига в Кенигсберг и из Кенигсберга в Тильзит. Только от Немана он намеревался пользоваться сухопутным транспортом и надеялся взять с собой запас продовольствия на двести лье, полагая, что этого будет достаточно, чтобы вонзить меч в самое сердце России. Весь его план расстроился бы, если бы русские его опередили, кинулись внезапно в Старую Пруссию и Польшу и подвергли их разорению, сожгли хлебные амбары, захватили и увели скот. Поэтому следовало потихоньку, не доводя до разрыва, дойти до Вислы и до Прегеля раньше неприятеля.

Не менее важно было оттянуть начало военных действий до лета 1812 года, ибо перевозка огромных запасов провианта могла осуществляться только с помощью лошадей, которых требовалось кормить. Если же пришлось бы использовать лошадей для перевозки их собственного корма, не стоило труда ими обременяться, ибо не осталось бы места для пищи солдат. Чтобы решить эту проблему, следовало начинать войну в июне, когда земля на севере покроется травой и всходами, обеспечив корм и выживание кавалерийским, артиллерийским и тягловым лошадям, численность которых доходила до ста пятидесяти тысяч, а также множеству скота, который Наполеон планировал вести с собой. И пусть русские жгут свои поля, не смогут же они сжечь траву! К тому же, занимаясь приготовлениями уже два года, Наполеон знал по опыту, что не стоит пренебрегать двумя лишними месяцами; и если оружие русских – разрушение, а его оружие – созидание средств, для них время не является необходимым элементом, но незаменимо для него.

Вот по этим причинам и нужно было проскользнуть до Вислы и, не доводя до разрыва, выиграть не только пространство, но и время. Для исполнения этого замысла не могло быть ничего лучше состояния смутной и неопределенной ссоры. Ясное и недвусмысленное объяснение сразу положило бы конец этому положению, и прибытие Нессельроде с целью объяснения оказывалось совсем некстати. Как бы искусно Наполеон ни повел дело, с таким проницательным человеком как Нессельроде невозможно было уклониться от решительного и полного объяснения, после которого осталось бы только тотчас объявлять войну.

Поэтому Наполеон решил, не мешкая, отдать последние военные приказы и в то же время попытаться каким-нибудь приличным способом помешать прибытию Нессельроде в Париж, постаравшись, тем не менее, не обидеть Россию и не подтолкнуть ее к немедленному разрыву. Он виделся с князем Куракиным довольно часто; зная, что отправка Нессельроде в Париж состоится совсем скоро, ибо слух о том распространился уже по всей Европе, он не сказал князю об отправке ни слова, что могло означать для последнего только неодобрение запланированной миссии. К такому косвенному неодобрению Наполеон добавил демонстративную холодность по отношению к русскому посольству в день дипломатического приема первого января. Весьма внимательный к мелочам князь Куракин не преминул заключить, что миссия Нессельроде либо запоздала, либо неугодна и не имеет шансов на успех. Еще показательнее был слух об отданных Наполеоном приказах, а даже самого слабого слуха достаточно, чтобы поразить сколько-нибудь осведомленного посла. Чернышев, адъютант императора Александра, бывавший с поручениями в Париже, подкупил чиновника военного министерства, который сдавал ему все секреты, и князю Куракину удалось узнать всё, что приказывал