Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - Юн Чжан

В это же время наиболее известная газета на китайском языке, выходившая в Америке, опубликовала письмо якобы от лица Цинлин, адресованное ЦК КПК, с резкой критикой в его адрес. На самом деле письмо было сфальсифицированным, но Мэйлин пришла в восторг. Она написала Цзинго, что впервые за последние тридцать лет ее перестали мучить мысли о том, что ее сестра предпочла остаться с красными и сотрудничать с ними. Наконец-то сестра поняла их истинную сущность и высказала свое мнение! «Она разочаровалась в коммунистах – для меня это такое облегчение». Мэйлин успокаивала себя тем, что, окажись она сама или Старшая сестра в Шанхае в момент захвата власти коммунистами, они смогли бы убедить Цинлин уехать. Много дней Мэйлин провела в возбужденном состоянии и призывала пасынка сообщить о случившемся на очередном конгрессе националистов. Очевидно, Цзинго знал, что письмо поддельное, потому что от подобных заявлений воздержался. Не желая расстраивать мачеху, он отговорился необходимостью оберегать источник сведений – агента националистов, действовавшего на материке под прикрытием[718].

В следующем году Пекин сделал еще один шаг навстречу Тайваню, поручив опытному чиновнику Ляо Чэнчжи, сыну Ляо Чжункая, хорошо знавшего генералиссимуса, отправить Цзинго длинную телеграмму. Лидер Тайваня не ответил. Цзинго переслал эту телеграмму Мэйлин, и она, к его радости, предложила ответить. Мэйлин написала пламенное открытое письмо, которое опубликовали все тайваньские газеты. Обычно с такими текстами выступала против Чан Кайши Красная сестра, в то время как Младшая сохраняла невозмутимость. Казалось, праведный гнев Цинлин с годами угас, а в Мэйлин он, наоборот, разгорелся. В этом письме Мэйлин напоминала Ляо-младшему, что он «чудом спасся из пасти тигра», пережив ужасы «культурной революции», причинившей немыслимые страдания миллионам человек, и спрашивала его, в своем ли он уме, если ждет, что Тайвань подчинится подобному режиму[719].

В 1985 году в Америке была опубликована книга Стерлинга Сигрейва под названием «Династия Сун», которая стала бестселлером. В этой книге семья Сун изображалась в весьма неприглядном свете. Книга вызвала у Мэйлин приступ ярости. Младшая сестра не в первый раз столкнулась с негативным отношением к своей семье: она слышала и более тяжкие обвинения. Однако в тот момент сильнее, чем когда-либо, ее задело то, что именно ее семью сделали источником всех бед Китая, а коммунисты, по всей видимости, вышли сухими из воды. Утверждая, что автор книги – «орудие бандитов-коммунистов», Мэйлин отреагировала на публикацию в беспрецедентно воинственном тоне. Она потребовала, чтобы Цзинго прислал своего умницу-сына Сяоюна за распоряжениями о том, как поступить в отношении этой книги. Мэйлин разработала «план действий», в рамках которого в «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» были размещены публикации на целую полосу под заголовком «Официальное заявление, опровергающее искажение истории современного Китая в книге “Династия Сун”». Несмотря на то что эти заметки были написаны от имени целой группы тайваньских историков, они явно были инспирированы правящим режимом. Все это лишь возбудило интерес публики к книге, в итоге ее продажи невероятно выросли. Все откровенно смеялись над Тайванем. Но Мэйлин оставалась непоколебимой. Свои действия она называла «генеральным наступлением против бандитов» и утверждала, что это наступление «вне всяких сомнений, сорвет растущие продажи книги». Когда Сигрейв в интервью на телевидении сказал, что скрывается на яхте из опасения, что его могут убить, Мэйлин презрительно фыркнула[720].

За несколько месяцев до этих событий в Сан-Франциско был застрелен Генри Лю – тайваньский писатель и биограф Цзинго. Преступление совершили гангстеры, работавшие на разведку националистов. Американская общественность была шокирована и обвинила правительство Цзинго в применении бандитских методов, подобных тем, к которым прибегал его отец. Теперь отношения между США и Тайванем стали еще более прохладными. Вашингтон мог приостановить продажу оружия Тайваню. Однако Мэйлин оставалась одержима своей битвой против Сигрейва.

В 1986 году, все еще пребывая в воинственном настроении, Мэйлин отправилась на Тайвань: на острове шла подготовка к празднованию столетия со дня рождения Чан Кайши. Основные торжества проходили на главной площади Тайбэя, где возвышался огромный Мемориальный зал с гигантской статуей Чан Кайши в духе современного культа личности, принципы которого заложил «отец китайской нации» Сунь Ятсен. На церемонии присутствовали пятьдесят тысяч мужчин и женщин, стоявших длинными шеренгами. В небо выпустили тысячи разноцветных воздушных шаров и множество белых голубей. Мэйлин произнесла несколько высокопарную речь на китайском. Речь была идеологически выстроенной, смягченной лишь очаровательной улыбкой, которая возникла на лице Мэйлин, когда она закончила говорить[721].

Это событие стало последним напоминанием об эпохе Чан Кайши. Преемник генералиссимуса Цзинго собирался покончить с отцовским наследием – диктатурой.

Двенадцать лет Цзинго провел в сталинской России. В эти годы ему пришлось работать на заводах, в деревне и даже в трудовом лагере. Он познакомился с простыми людьми, полюбил их и восхищался ими. У Цзинго появилось много русских друзей. Одним из них был сирота по фамилии Крав – сотрудник завода. «Он многому научил меня… Мы стали товарищами по несчастью, делились нашими радостями, горестями и трудностями», – вспоминал Цзинго. Коллеги ценили Цзинго за его способности и добрый нрав и рекомендовали его на должность заместителя директора завода. Когда он участвовал в коллективизации, малограмотные деревенские жители относились к нему с уважением и доверили ему руководство местным сельхозпредприятием. В лагере он выполнял тяжелую физическую работу, и у него «возникла глубокая душевная привязанность» к людям, которые находились там вместе с ним. Он настолько сопереживал им, что, когда его наконец освободили, не хотел уезжать: «Я так расчувствовался, что едва сумел попрощаться с моими бедными товарищами»[722].

В начале 1950-х годов Цзинго строго следовал приказам отца и осуществлял «белый террор», чтобы укрепить безопасность новой базы националистов. Тем не менее, придя к власти, он зарекомендовал себя как «человек из народа». В отличие от своего отца, который избегал любых контактов с коренными тайваньцами, Цзинго находил способы сблизиться с местным населением. Во время своих инспекционных поездок он не гнушался перекусывать у небольших придорожных прилавков, где беседовал с другими покупателями. Если его отец одним своим видом внушал благоговение и демонстрировал силу воли, то Цзинго старался ничем не выделяться. Сразу же после смерти генералиссимуса Цзинго отказался от многих принципов, которыми руководствовался в управлении государством его отец. Чан-старший почти не интересовался экономическим развитием Тайваня, для Цзинго же оно стало задачей первостепенной важности. Он был идеологом «тайваньского экономического чуда», благодаря которому экономика острова росла стремительными темпами. За шесть лет, начиная с 1977 года, среднедушевой доход увеличился в три раза. Последовала либерализация общества. Впервые за долгие годы граждане смогли свободно покидать остров как туристы. Старые солдаты Гоминьдана, бежавшие с материка, получили возможность съездить туда и проведать родных. Был снят запрет на посещение побережья и гор, их открыли для широкой публики.