Версия Барни - Мордекай Рихлер

На поверхности тело Буки не плавало, и полицейские на катере, вышедшем из Меркинз-Пойнт, осмотрели весь берег, но ничего не нашли.

— Может быть, он где-нибудь в водорослях запутался? — предположил я.

— Нет.

День спустя, уже вечером, полицейские вернулись, и с ними следователь.

— Меня зовут Шон О'Хирн, — представился детектив. — Думаю, нам надо бы немножко поболтать.

С тех пор как Бука плюхнулся в озеро, я больше его не видел. Готов поклясться на головах внуков — я рассказал в точности то, что было, но он и до этого много раз пропадал, и я никогда не терял надежды. Не проходит ни дня, когда я не ждал бы открытки из Ташкента, Нома или Аддис-Абебы. Или, еще лучше, чтобы он подкрался ко мне в «Динксе» сзади и прямо в ухо гаркнул: «Бу-у!»

Ладно, хватит об этом. Буке сейчас стукнуло бы семьдесят один год — нет, семьдесят два, — и я не понимаю, почему он не появился хотя бы только для того, чтобы раз и навсегда обелить меня, снять подозрения.

Как я говорил уже, все начиналось кошмарно. Дерганый, как подросток, я не находил себе места, считая дни до встречи с Мириам — до той встречи, что, как я думал, станет решающей. В Торонто я решил прилететь накануне вечером, вселиться в «Парк-Плазу» и — ни капли в рот и ни ногой из номера. Взял с собой книжку Апдайка «Кролик, беги», но никак не мог заставить себя вчитаться. Раскрыл «Нью рипаблик», а там статья про то, как сенатор Кеннеди победил Хэмфри на предварительных выборах в Западной Виргинии — ну победил и победил: помня, какая сволочь был его папаша Джо Кеннеди[309], я и от сына ничего путного не ждал. Фотографию, что красовалась на первой полосе «Нью-Йорк таймс» — ликующий Никита Хрущев показывает обломки сбитого самолета-шпиона «У-2», — я тоже не нашел интересной. Отшвырнул от себя и книгу, и журналы с газетами и выключил прикроватную лампу. Сон не шел, с неизбежностью материализовалась миссис Огилви, и вот уже она, облизнув губы кончиком языка, начинает расстегивать пуговки того платья, что было ей чуть маловато. [На с. 218. («ИЛ», 2007, № 9) — …одета в тесное — как она только влезла в него — летнее платье. — Прим. Майкла Панофски.]

— И ничего у тебя не выйдет, надменная ты империалистическая шлюха, — сказал я. — Я Мириам даже с женой не изменяю, чего же ради я буду валять дурака с тобой!

Уж я и ворочался. И метался. Помни: смотреть надо прямо в глаза — в эти ее голубые очи, за которые умереть не жалко, — но НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не на грудь. И не на ноги. Животное. Еще и еще раз я репетировал анекдоты, которые ей, возможно, понравятся и вознаградят меня появлением ямочек на ее щеках, а истории о себе я отбирал такие, чтобы они меня высвечивали нужным образом как бы исподволь; все, что, на мой взгляд, попахивало саморекламой, я с возмущением отвергал. Надеясь успокоить нервы, закурил «монтекристо», после чего бросился в ванную чистить зубы и вычистил даже язык, настолько я боялся запаха изо рта. Возвращаясь к кровати — так уж угодно было судьбе, — вынужден был пройти мимо моего мини-бара. Не худо бы все там проверить, может, орешков кешью пожевать. Да и глоточек пропустить не помешает. А в три часа утра я с ужасом обнаружил на стеклянном столике дюжину пустых шкаликов из-под виски, водки и джина. Пьяница. Слабак. Мучимый ненавистью к себе, я вновь залез в кровать и принялся вызывать в себе картинку с Мириам на моей свадьбе, как она с удивительной грацией движется в этом своем многослойном шифоновом коротком платье. А какие глаза! А эти голые плечи! О господи, что, если в баре я встану с ней поздороваться, а она заметит, что у меня стоит? Мысленно я сделал себе заметку, чтобы непосредственно перед ланчем отдрочить — в качестве превентивной меры. Потом заснул, но лишь на короткое время, после чего буквально выпрыгнул из кровати, ругая себя на чем свет стоит: ты проспал, идиот, теперь ты опоздаешь! Начал лихорадочно одеваться и только тогда сообразил взглянуть на часы. Было шесть утра. Черт! Черт! Черт! Я разделся, принял душ и побрился, снова оделся и пошел болтаться по улицам до семи, когда в гриль-баре «Принц Артур» начинают подавать завтрак.

— На время ланча я заказывал столик, — сказал я метрдотелю. — Хотелось бы, чтобы он был у окна.

— Боюсь, что столики уже все зарезервированы, сэр.

— Вон тот, — сказал я и сунул ему двадцатку.

Вернувшись в номер, я заметил, что на телефоне вспыхивает красная лампочка. Значит, пока меня не было, мне кто-то звонил. Сердце сильно забилось. Она не сможет. Она передумала. «Я не встречаюсь с мужчинами, которые дрочат в гостиничных сортирах». Но звонила, оказывается, Вторая Мадам Панофски. Я перезвонил домой.

— Ты забыл на столике в прихожей свой бумажник, — сказала она.

— Не может быть!

— Вот он, у меня в руке, со всеми твоими кредитными картами.

— Н-да, от тебя что-нибудь хорошее услышишь, пожалуй!

— По-твоему, это я виновата?

— Я что-нибудь придумаю, — сказал я, вешая трубку. И тут вдруг подступила такая тошнота, что я пулей бросился в туалет. Обняв унитаз, я стоял на коленях, и меня вновь и вновь выворачивало наизнанку. Поздравляю, Барни, теперь от тебя будет вонять, как из канализации. Что делать? Я снова разделся, снова принял душ, зубной щеткой чуть не стер с зубов всю эмаль, прополоскал горло, сменил рубашку и носки и опять пошел на улицу. Пройдя три квартала, встал как вкопанный, вспомнив, что попросил метрдотеля в 12.55 поставить у нашего столика ведерко с бутылкой шампанского «дом периньон». Сколько в этом рисовки! Столь утонченная женщина, как Мириам, наверняка сочтет это нарочитым. Этаким толстым намеком. Словно я ставлю себе целью соблазнить ее. «Думаешь, купил мне бутылку шампанского, так можно сразу в кровать тащить?» А у меня ни в коем случае нет таких нечистых помыслов. Честно-честно. Что ж, вновь возвратился в гостиницу, отменил шампанское. Но вдруг она все-таки, как это ни маловероятно, согласится зайти ко мне в номер? Что-то ведь все же есть во мне хорошее!

— Вот вам простенький тест, Панофски. Отметьте галочкой минимум три положительные черты характера из следующих десяти.

— Fuck you!

Окинул на всякий случай взглядом комнату — ба: кровать не застелена! Позвонил администратору, пожаловался, потом в рум-сервис — заказал дюжину красных роз и бутылку «дом периньон» с двумя бокалами.

— Но, мистер Панофски, вы ведь только что отменили заказ на шампанское.

— Я отменил шампанское в баре «Принц Артур», а сейчас речь идет о шампанском в номер — хорошенько охлажденном и не раньше двух часов дня, если это вас не затруднит.