Мальчик с голубыми глазами - Джоанн Харрис
Шрифт:
Интервал:
И вот ночью я лежала без сна часами, до ужаса боясь закрыть глаза: вдруг прилетят ангелы и заберут мою душу? Или случится еще что похуже: сам Иисус явится за мной из мира мертвых, холодный как лед и пахнущий могилой, и прошипит мне в ухо: «Нужно забрать тебя».
Брен старался разогнать мои страхи и негодовал по поводу того, что главным их источником является моя мать.
— Я-то думал, что хуже нашей матери нет на свете. Но твоя, черт бы ее побрал, оказалась той еще штучкой, старая сука!
Я хихикнула. Бранные слова. Я-то никогда не осмеливалась ими пользоваться. Но Брен был значительно старше и значительно смелее. И все те истории, которые он о себе рассказывал, — вымышленные истории о хитроумном и тайном мщении — меня ничуть не ужасали, а, напротив, восхищали. Слушая его, я испытывала подленький, тайный восторг. Моя мать верила в смирение, а Брен — в сведение счетов. Это было совершенно новое для меня восприятие мира; к тому времени я настолько привыкла к определенной системе верований и правил, что не могла не восторгаться, слушая это «Евангелие от Брендана» и ужасаясь тому, что слышала.
Собственно, его «евангелие» сводилось к очень простым постулатам. Если тебя ударили — дай сдачи, бей со всей силы и по возможности ниже пояса. Забудь о том, чтобы подставлять вторую щеку, просто врежь хорошенько и убегай. Если сомневаешься, обвиняй кого-то другого. И сам никогда ни в чем не признавайся…
Конечно, я обожала его. Я восхищалась им. Да и как было не восхищаться? Для меня в его словах таился огромный смысл. Правда, я немного беспокоилась о сохранности его души, но втайне считала, что если бы Создатель вовремя воспользовался некоторыми идеями Брендана, а не проявлял свое пресловутое смирение, всем, возможно, было бы только лучше. Брендан Уинтер своим обидчикам давал пинок под зад. Брендан Уинтер никогда бы не позволил себе оказаться в числе тех, кого в школе изводят или запугивают. Брендан Уинтер никогда часами не лежал в постели, оцепенев от страха, не в силах заснуть. Брендан Уинтер сражался с врагами с мужеством и силой ангела…
Строго говоря, ничто из перечисленного нельзя было назвать правдой. Это я поняла довольно скоро. Брен, скорее, рассуждал о том, каким должен быть порядок вещей, а не о том, каков он на самом деле. Но все равно мне нравился он именно таким. Казался мне если и не невинным, то, по крайней мере, достойным отпущения грехов. Чего я, собственно, и хотела — вернее, думала, что хочу. Я хотела спасти его. Исправить те перекосы, которые образовались в его душе. Придать ему форму и, точно из комка глины, вылепить невинный лик…
А еще я очень любила его слушать. Мне нравился его голос. Когда он читал свои истории, он никогда не заикался. И голос у него звучал иначе — спокойно, чуть цинично, чуть насмешливо, как у деревянного cor anglais.[49]То, что в этих рассказах было много насилия, меня не слишком тревожило, и, потом, было ясно, что они выдуманы. Что же в них плохого? Братья Гримм наверняка писали истории и похуже: у них там и младенцы, сожранные великанами или волками, и матери, бросающие своих детей в лесу, и сыновья, изгнанные из родного дома, или убитые, или проклятые злыми ведьмами…
Чуть ли не в первое мгновение, когда я увидела Брена, я поняла: у них с матерью отношения не ладятся. Глорию я и раньше встречала у нас в Деревне, но у нашей семьи с ней никаких отношений не было. Однако потом я хорошо узнала ее благодаря Брену и от всего сердца ее возненавидела — не из-за себя, а из-за него.
Постепенно мне стало известно и о витаминном напитке, и о фарфоровых собачках, и о куске электрического провода. Иногда Брен показывал оставленные матерью отметины: царапины, опухоли и синяки. Он был намного старше меня, но в таких случаях я чувствовала себя куда более взрослой, чем он. Я утешала его, сочувственно выслушивала. Дарила самую искреннюю любовь и восхищение. И мне ни разу не пришло в голову, что пока я — как мне казалось — формирую его душу, на самом деле это он придает моей душе соответствующую форму…
ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ ALBERTINE
Время: 13.57, четверг, 21 февраля
Статус: ограниченный
Настроение: меланхоличное
Через пять месяцев после того концерта мы с Бренданом Уинтером стали друзьями. Я переживала трудный период: мать вечно была занята, много работала, а в школе меня стали изводить сильнее, чем прежде. И я никак не могла понять: за что? В Молбри и помимо меня хватало детей, которые росли без отца. Почему же выделяли именно меня? Я даже стала подозревать, что, может, отец нас бросил по моей вине? Может, он с самого начала не хотел моего рождения? А может, они оба не хотели…
Вот тут-то возле нашего дома и появился Брендан. Хотя уже прошло время, но я сразу его узнала. Мать как всегда была чем-то занята, и я в одиночестве торчала у нас в саду, слушая, как Эмили у себя дома играет на пианино — она играла Рахманинова, что-то очень нежное и немного меланхоличное. Окна были открыты, и я все отлично слышала. Под ее окном было полно роз, которые как раз расцвели, и для меня это было подобно окну в волшебную сказку. Я все ждала, когда же появится принцесса — Спящая красавица, Белоснежка или, может, Волшебница Шалот…
Конечно, Брендан был никакой не Ланселот. Он носил коричневые джинсы и легкую бежевую ветровку из плащовки, в которой выглядел как запечатанный конверт. А еще при нем всегда была сумка с книгами. Волосы у него теперь были еще длиннее, чем раньше, и вечно падали ему на лицо. Проходя мимо, он услышал музыку и остановился шагах в пяти от садовой калитки. Меня он не заметил: я сидела на качелях под плакучей ивой. Но я хорошо видела, с каким выражением лица он внимает игре Эмили, видела ту легкую улыбку, что блуждала у него на губах. Вдруг он вытащил из сумки фотоаппарат с телеобъективом и с какой-то совершенно невероятной ловкостью сделал несколько десятков снимков — щелк-щелк-щелк, точно падающие костяшки домино, — потом снова сунул камеру в сумку и собрался идти дальше…
Но тут я слезла с качелей и направилась к нему.
— Эй!
Он обернулся; вид у него был затравленный, словно его поймали на месте преступления; увидев меня, он, судя по всему, немного расслабился.
— Привет, я Бетан! — представилась я.
— Б-Брендан.
Я оперлась локтями о калитку.
— А ответь-ка мне, Брендан, зачем ты фотографировал дом Уайтов?
Он явно встревожился.
— Прошу тебя… Если т-ты кому-нибудь с-скажешь, у меня будут большие неприятности. Я же… п-просто фотографировал, и все.
— Сфотографируй меня, — предложила я, улыбаясь, как Чеширский кот.
Брен огляделся, усмехнулся и кивнул.
— Ладно. Но только если ты пообещаешь никому об этом не говорить, Б-Бетан. Никому ни слова, хорошо?
— Даже маме?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!