Лорд Теней - Кассандра Клэр

Он вспомнил слова Артура. И что ты за Эрондейл? Вильям или Тобиас? Стивен или Джейс? Славен жестокостью? Или красотой? Или тем и другим одновременно?

– Грач! – переднее полотнище палатки затряслось. – Кит Грач, а ну, немедленно выходи оттуда!

Болтовня в палатке мгновенно утихла. Кит сморгнул; он был не Кит Грач, он был Кристофер Эрондейл, он был…

Пошатываясь, он поднялся на ноги. Ливви и Тай вскочили следом; Тай помедлил, лишь чтобы сунуть кристалл алетейи обратно в карман.

– Кит, не надо… – начала было, протягивая к нему руку, Ливви, но Кит уже откинул полог плечом и вышел из палатки.

Кто-то звал его настоящим именем… Ладно, допустим, это имя не было настоящим, но эту часть себя он не в силах был отрицать. Нетвердой походкой он вышел наружу, в переулок.

Перед ним, скрестив руки на груди, стоял Барнабас Хейл, чья белая чешуйчатая кожа тускло блестела в лунном свете. За его спиной мрачно толпились оборотни: рослые, мускулистые мужчины и женщины в черной кожаной одежде и шипованных браслетах. Многие надели по паре латунных кастетов.

– Итак, птенчик-Грач, – произнес Барнабас, ухмыляясь и то и дело высовывая змеиный язык, – что это я такое слышу? Прикидываешься, будто это я послал тебя сюда по делу?

– Я предупреждал тебя, Грач, держись подальше от Сумеречного базара! – проговорил Барнабас. – И почему же ты меня не послушал? Недостаточно уважаешь лично меня? Или просто недостаточно уважаешь обитателей Нижнего мира?

Вокруг начали собираться зеваки – надменные вампиры, ухмыляющиеся оборотни и настороженные колдуны.

– Ты велел мне держаться подальше от базара в Лос-Анджелесе, – возразил Кит, – а не от всех базаров на свете. У тебя, Хейл, не столько власти и влияния, так что уйти мне или остаться – зависит от владельца этого базара.

– То есть от меня, – сказала Гипатия. Ее гладкое лицо было совершенно бесстрастно.

– Я думал, вы совладелец? – заметил Кит.

– Хорошая попытка, дитя, но советую не дерзить. Я не люблю, когда мне лгут. И от того, что ты притащил сюда двух нефилимов, я тоже не в восторге.

Толпа ахнула. Кит мысленно закатил глаза. Преимущество пока было не на их стороне.

– Они не поддерживают Холодный мир, – сказал он.

– Значит, они голосовали против? – спросила колдунья в ошейнике с шипами.

– Нам было десять лет, – сказала Ливви. – Мы были еще слишком малы.

– Дети, – прошипел мужчина, стоявший за прилавком с пленными фэйри. Трудно было понять, сказал он это удивленно, презрительно или плотоядно.

– О, он не просто привел с собой нефилимов, – заметил Барнабас со змеиной усмешкой. – Он сам один из них, шпион Сумеречных охотников.

– Что нам делать? – прошептал Тай. Они так тесно прижимались друг к другу, что Кит, стиснутый между Таем и Ливви, не мог даже пошевелить рукой.

– Доставайте оружие, – сказал Кит. – И соображайте, как нам отсюда выбираться.

К чести близнецов, оба лишь судорожно вздохнули. Их руки тут же исчезли у Кита из поля зрения.

– Это ложь, – заявил он. – Мой отец – Джонни Грач.

– А твоя мать? – раздался у них за спинами гулкий голос Шейда. За ним тоже успела собраться толпа, так что бежать в ту сторону смысла не было.

– Не знаю, – сквозь зубы процедил Кит. К его удивлению, Гипатия вскинула брови, словно знала то, что было ему неизвестно. – И это не важно! Мы пришли сюда не для того, чтобы вредить вам или шпионить. Нам нужна помощь колдуна.

– Но у нефилимов есть свои колдуны, – сказал Барнабас. – Те, кто готов предать Нижний мир ради того, чтобы запустить руку в мошну Конклава. Хотя после того, что все вы творили с Малкольмом…

– С Малкольмом? – Гипатия выпрямилась. – Это что, Блэкторны? Те, кто в ответе за его смерть?

– Он только наполовину умер, – заявил Тай. – Превратился во что-то типа морского демона и вернулся… на время. Разумеется, сейчас он мертв, – прибавил он, словно сообразив, что сказал что-то не то.

– Вот почему вместо Шерлока Холмса всегда говорит Ватсон, – прошипел ему Кит.

– Ватсон никогда не говорит вместо Холмса, – огрызнулся Тай. – Ватсон – просто подкрепление.

– Я не подкрепление, – произнес Кит и вынул из кармана нож. Он услышал, как оборотни засмеялись, увидев более чем скромные размеры клинка, но его это не задело. – Как я и сказал, – повторил он, – мы пришли сюда с миром, чтобы поговорить с колдуном и уйти. Я вырос на Сумеречных базарах и не желаю им ничего дурного, равно как и мои спутники. Но если вы на нас нападете, мы станем защищаться. И тогда мстить за нас придут другие нефилимы. И зачем все это? Кому от этого станет лучше?

– Мальчик прав, – сказал Шейд. – Война никому не нужна.

Барнабас отмахнулся от колдуна. Его глаза фанатично горели.

– Зато нам нужен хороший пример, – произнес он. – Пусть нефилимы узнают, каково это – находить под дверью изуродованные трупы своих детей и не ждать ни справедливости, ни шанса на возмездие.

– Не делайте этого… – начала Ливви.

– Прикончить их! – отрезал Барнабас, и стая его оборотней вместе с теми, кто столпился вокруг, бросилась на них.

Снаружи огни Полперро сияли на фоне темных холмов, словно звезды. Слышно было плеск моря – мягкий шум вздымающихся и опадающих волн, колыбельная всего мира.

На Эмму шум моря уж точно подействовал как колыбельная. Несмотря на все старания Джулиана по части чая, она, свернувшись, как кошка, рядом с раскрытым дневником Малкольма, уснула у камина.

Прежде, чем заснуть, она читала дневник Джулиану вслух. С самого начала, когда Малкольма нашли одного – растерянного ребенка, не помнившего родителей и понятия не имевшего, что такое колдун. Блэкторны, насколько понял Джулиан, взяли над ним опеку, потому что решили, что колдун мог быть им полезен – послушный колдун, исполняющий их приказы. Они объяснили ему его истинную природу – и не слишком выбирали выражения.

Из всего семейства только Аннабель была добра к Малкольму. В детстве они вместе исследовали утесы и пещеры Корнуолла, и она научила его тайно обмениваться посланиями, используя ворона вместо почтового голубя. Малкольм лирически описывал побережье, смену его обликов, бури, и не менее лирически писал об Аннабель, хотя и не осознавал собственных чувств. Он был влюблен в остроту ее ума и силу духа, в ее склонность защищать слабых – он писал, как Аннабель гневно вступалась за него перед кузенами, а со временем он стал восхищаться не только красотой ее души. Запинающимся неровным пером он писал о мягкости ее кожи, очертаниях губ и рук, о том, как временами ее волосы выбивались из кос и реяли вокруг нее, словно облако тьмы.

Джулиан был почти рад, когда голос Эммы утих, и она легла – просто чтобы глаза отдохнули, – сказала она и тут же заснула. Он никогда не думал, что будет сочувствовать Малкольму или увидит между ним и собой сходство, но слова Малкольма как будто описывали его собственное разбитое сердце.