Крепость - Петр Алешковский

– Твое предложение? – мгновенно среагировал Бортников.

– Надо блокировать его действия и провести летом раскопки. Я давно собирался обследовать участок около Никольской башни, самое интересное место с точки зрения археологии памятника. Поговорил тут с ребятами – на каникулах все готовы покопать, заодно заработают немного.

– Во время раскопок, я так понимаю, планировка земли под строительство неуместна?

– У стен большие завалы, я б начинал планировку с них, Маничкин метит в тот же самый угол. Без археологов земляные работы на памятнике невозможны. Нужно подать заявку на открытый лист в институт археологии, у Калюжного пока листа на Крепость нет, я специально всё выяснил, сыграем на опережение: два листа на одну площадь не дают. К июню получим разрешение.

– Сколько это будет стоить?

– Тысяч триста на месяц работ.

– Срочно готовь смету, передай через Николая. Территория Крепости закреплена за школой, ничего у них не выйдет, но ты прав, подстраховаться не мешает, действуй.

В первый же день Димка признался: Нина собирается копать в Крепости на грант министерства культуры, который сейчас выбивает музей. Сначала Мальцов не хотел верить, но Димка поклялся: он не раз слышал, как Калюжный ее уговаривал.

– И уговорил, Иван Сергеевич, Нина свое согласие дала.

– То есть легла под Маничкина?

– Нет, всё подается иначе: проект реставрации требует специалистов. Субподряд не есть кабала, заказ поможет им пережить год, а то и два, и так далее.

– Типа – свобода наша, деньги – чужие.

– И деньги большие – проект долгосрочный, Иван Сергеевич. Пока всё на уровне согласований, но Маничкин, говорят, из Москвы не вылазит.

Сидеть у реки и ждать, пока по ней проплывет труп врага? Подпустить Маничкина к Крепости, сделать из нее туристскую клюкву, а памятник уничтожить? Он вступил в войну, понимая, что объявляет ее еще и Калюжному с Ниной…

Необходимый пакет документов собрали за два дня, Мальцов съездил в Москву, подал заявку и получил документ с датой; в полевом комитете официально подтвердили: ОАО Калюжного заявку на раскопки в Крепости еще не подавало. Шатаясь по коридорам института археологии, он встретил давнего знакомого Валю Нилова. Валя занимался монголами и копал в Поволжье. Мальцов похвастался, что заканчивает книгу. Валя тут же потребовал текст, он знал нужного издателя и пообещал выпустить книгу в следующем году.

– Поспеши, сектор план недобирает. Главное, обсудить текст на редсовете, получить одобрение и включить в план. Такая возможность есть, давай, Иван, я в тебя верю. Поклянись, что не подведешь.

Мальцов молча кивнул и скрепил договор рукопожатием. Вернувшись в Деревск, на следующее же утро разложил записи и продолжил работу.

Вообще всё складывалось как-то слишком удачно, в пору было поплевать через левое плечо. Обещания Нилова стали мощным стимулом, василёвская депрессия сменилась лихорадочным приливом сил, голова ожила, и он уже видел конец, решил описать в последней главе смерть Мамая так, как она привиделась ему, образно и без академического занудства. Работа опять овладела им, съедала всё лишнее время, не оставляя времени для хандры.

Нина, конечно, знала, что он вернулся и живет в Крепости, но на открытие школы не пришла, хотя их с Калюжным звали специально, о чем доложил Мальцову Николай. Формально Мальцов еще числился сотрудником ОАО. Он написал заявление об увольнении, приложив записку: просил вернуть ему трудовую книжку, чтобы оформиться на новую работу. На следующий день Димка принес трудовую и последнюю зарплату – пять тысяч рублей.

– Нина сказала что-нибудь?

– Ни слова. Забрала заявление, а перед концом рабочего дня отдала мне книжку.

Мальцов хмыкнул и радостно потер руки: открытый лист обещали выдать в июне, раскопки можно было начинать сразу после летних экзаменов. Он утаил пока эту информацию от Димки, которого рассчитывал переманить к себе: с началом работ Бортников обещал выделить ставку лаборанта. В город не ходил, продукты закупал в лавочке в соседней с Крепостью деревне и лишь два раза добрался на Димкином велосипеде до большого супермаркета на окраине и забил огромный холодильник «Bosch» – щедрый подарок от «Стройтехники», собиравшей холодильники по лицензии.

Однажды за завтраком увидал через окно Любовь Олеговну. Старушка самозабвенно окапывала клумбу, подготавливая землю к посадкам цветов. Он подошел, предложил свою помощь и за час перекопал то, на что у нее ушел бы целый день. Физическая работа взбодрила, после нее и сидячая работа пошла успешнее. На следующий день он опять помогал Любови Олеговне, обреза́л ветки на яблонях. С той поры каждое утро час-два работал волонтером, выполняя ее поручения: копал, чистил граблями начинающую пробиваться траву от зимнего мусора, вывозил его на тачке на помойку за крепостную стену.

Крепость была маленькая, продвигаясь от центра к Никольской башне-колокольне, очень скоро они подобрались к церковной ограде. Любовь Олеговна ухаживала и за церковными цветниками. Мальцов оставил ее работать на цветниках, а сам начал сгребать пожухлую траву и старые листья у стен и, пока сгребал кучи, прикидывал, где удобнее заложить раскоп.

В дальних укромных углах всегда традиционно устраиваются помойки; угол стены и основание башни были завалены разным хламом – он вывел кружок на субботник, и ребята быстро расчистили территорию. Каменная кладка была теперь присыпана только большими кучами задернованной земли, когда-то ее специально сгребли к основанию стены, завалив и цоколь фундамента башни. Давно умерший пономарь рассказывал Любови Олеговне, что земляные работы велись здесь вскоре после войны, но помнить, кто и что тут делал, она не могла: в то время еще и в школу не ходила. В деревенский дом к деду с бабкой семья перебралась в сорок втором, да так в нем и осталась, их городской домик на улице Кирова сгорел от попадания фугасной бомбы.

Серьезных реставрационных работ с необходимыми исследованиями в Крепости не велось, все силы реставрационной мастерской в советское время были брошены на сильно пострадавший от немецкой авиации город. Дата постройки Крепости была взята из летописи, пятиглавый Никольский храм и чудная колоколенка на башне датировались по архитектурному убранству и замерам кирпича семнадцатым веком.

Никольская башня с колокольней была необычна во всех отношениях – ничего подобного русское оборонительное зодчество не знало. Крепостная стена обходила башню с напольной стороны, оставляя само строение как бы внутри каменной ограды. Перед войной архитектор Маркштейфель обмерил крепость, но довести исследовательские работы до конца не успел: обрусевшего немца сгноили в ГУЛАГе. В своем отчете ученый высказал тогда предположение, что Никольская башня древнее самой крепости, и называл ее донжоном – первоначальной башней-крепостью, но никакого подтверждения эта смелая теория не получила. Летопись упоминала о строении каменного города на новом месте, отдельно стоящую башню летописец не упомянул, камни, из которых были возведены стены и башни, включая Никольскую, были идентичны, их брали из одного карьера неподалеку. В конце восемнадцатого века выработки известняка в нем забросили, в старых шахтах скрывались входы в глубокие, многоуровневые карстовые пещеры – любимое место тренировок спелеологов.