Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе (сборник) - Генри Райдер Хаггард

– Право, мистер Мейер, – вспыхнув, ответила Бенита, – мне кажется, что мои мысли принадлежат только мне.

– Вы так полагаете? Ну а я придерживаюсь иного мнения и считаю, что, благодаря особому свойству, которым природа наградила каждого из нас, ваши мысли принадлежат мне, а мои – вам.

– Я совершенно не нуждаюсь в подобных дарах природы, – ответила Бенита, но, несмотря на все ее желание, она не могла заставить себя солгать, не могла отрицать существования между ними этой ужасной тайной связи.

– Я очень сожалею об этом, так как сильно дорожу этим свойством; оно представляет для меня большую ценность, чем все золото, которое мы могли бы найти, так как приближает меня к вам, мисс Клиффорд.

Она быстро повернулась и хотела уйти, но Мейер удержал ее движением руки и продолжал:

– О! Не сердитесь и не думайте, что я буду надоедать вам нежными речами. Я не буду этого делать до тех пор, – а я думаю, что настанет такое время, – пока вы не захотите меня выслушать. Но я хочу указать вам на одно обстоятельство, мисс Клиффорд. Разве вас не удивляет, что между вашим и моим умом существует такая странная связь, и не думаете ли вы, что это должно привести к какой-нибудь цели? Если бы я, как вы, был верующим, я сказал бы, что в нас живет сила, исходящая свыше. Нет, нет, не возражайте мне, что она могла бы исходить и снизу. Я без труда читаю ответ по вашему лицу: это возражение слишком просто и очевидно. Я удовольствуюсь замечанием, что эта сила вызвана природным инстинктом – или, если хотите, волей судьбы, указывающей нам путь, по которому мы можем следовать вместе к какой-то великой цели.

– Я иду по своему пути самостоятельно, мистер Мейер.

– Знаю, знаю, в этом-то и беда. Как жаль, что мужчины и женщины, даже если их связывает любовь, ни в одном из миллиона случаев не понимают друг друга. Их глаза стремятся встретиться, их руки и уста соединяются, и все же они остаются людьми чужими, нередко совершенно противоположного характера. Тут не может быть общения душ. Но когда случается иначе, когда они дополняют друг друга, как если бы были изваяны из одного камня, – о! сколько перед ними открывается счастья и силы!

– Очень возможно, мистер Мейер, только, говоря откровенно, этот вопрос меня вовсе не интересует.

– Пока не интересует, но я уверен, что настанет день, когда это случится. Кстати, я должен извиниться перед вами. Вчера вечером я вышел из себя в вашем присутствии, но вы не должны судить меня слишком строго, ведь я был совсем измучен, а тут еще и этот старый идиот со своими россказнями о привидениях, в которых я не верю.

– Если не верите, почему же вы так рассердились? Ведь вы могли бы отнестись с пренебрежением ко всем этим вещам, но не поступать так, как вы поступили.

– Честное слово, я не знаю почему! Но я полагаю, что всякий из нас боится, как бы его не вынудили признать то, чего он не желает признавать. Эта крепость с ее остатками старины действует на нервы, мисс Клиффорд, – и на ваши, равно как и на мои. Я могу быть с вами откровенным по этому поводу, так как уверен, что вы меня понимаете. Подумайте обо всем, что связано с этим местом; вспомните обо всех преступлениях, много веков совершавшихся здесь, обо всех страданиях, которые в этом месте терпели люди! В этой пещере или возле нее, без сомнения, приносились человеческие жертвы; на том месте на скале, где остался выжженный круг, наверняка раскладывали жертвенные костры. А затем эти португальцы, умиравшие от голода, умиравшие медленной, голодной смертью под взорами нескольких тысяч дикарей, наблюдавших за ними со всех сторон… Задумывались ли вы когда-нибудь над всем этим? Впрочем, вы, конечно, задумывались, так как вы, подобно мне, одарены проклятым воображением. Царь Небесный! Что тут удивительного, что нервы расшатываются, в особенности когда не можешь найти того, чего ищешь, того огромного сокровища, – при этих словах на лице Мейера отразился величайший восторг, – которое будет принадлежать вам и мне и даст нам величие и счастье!

– Но которое пока что превратило меня в судомойку и сделало крайне несчастной, – бодрым тоном ответила Бенита, с радостью заслышав шаги своего отца. – Не говорите больше о кладе, мистер Мейер, иначе мы поссоримся. Достаточно, что мы думаем о нем во время работы, когда ищем его. Подайте мне лучше тарелку! Наконец-то жаркое готово.

Тем не менее Бените не удалось отделаться от разговоров о золоте, так как после завтрака снова начались бесконечные, ни к чему не приводившие поиски. Снова была обследована пещера, причем в полу обнаружились новые пустоты, которыми и занялись двое мужчин. После тяжких трудов, длившихся немало дней, им удалось проникнуть в три отверстия, также оказавшиеся, подобно первому, могилами, но могилами людей, умерших, вероятно, еще до Рождества Христова. Они лежали на боку, с костями, обожженными горячим цементом, которым их заливали, с золотыми посохами, с золотыми же набалдашниками; их черепа покоились на деревянных позолоченных подушках, таких, какие использовались египтянами при погребении; на руках и ногах виднелись золотые браслеты, вокруг лежали слитки золота, выпавшие из истлевших кошельков, которые висели когда-то у пояса. Тут же стояли глиняные сосуды, покрытые глазурью, в которые клались приношения, а иногда и золотой песок, который использовался для уплаты за долгое путешествие на тот свет.

Все эти предметы сами по себе представляли немалую ценность. Так, из одной только могилы они получили сто тридцать унций[28] золота, не говоря уже об огромном научном интересе, который представляли такие археологические раскопки. И все же это было не то, что им было нужно. Они искали золото Мономотапы, которое португальцы принесли с собой и зарыли в своем последнем убежище.

Бенита совершенно перестала интересоваться поисками. Она не захотела даже пойти посмотреть на третий из найденных скелетов, хотя он принадлежал великану, который, судя по количеству слитков золота, положенных в его могилу, был, вероятно, при жизни весьма значительной особой.

Ей не хотелось больше видеть ни человеческих костей, ни старинных бус и колец. Ей доставило бы в тысячу раз большее удовольствие очутиться на окутанной туманом лондонской улице, перед витриной магазина игрушек, чем среди всех этих древностей, которые привели бы в неописуемый восторг добрую половину европейских ученых.

Она только желала как можно скорее покинуть Бамбатсе с его удивительной крепостью, с его таинственной пещерой и конусом, с его мертвецами, а также – и Джейкоба Мейера!

Бенита стояла на краю стены, окружавшей ее темницу, и с тоской смотрела на широкое открытое пространство, начинавшееся от подножия холма. Вскоре она забралась по ступеням лестницы, которая вела на вершину огромного гранитного конуса, и уселась на площадке, представлявшей собой углубление в виде чаши, откуда Джейкоб Мейер звал ее к себе, предлагая разделить с ним его трон. Это было страшное место, вызывавшее головокружение. Конус наклонялся вперед, и его вершина, выступавшая за неровные края скалы, висела над самой рекой Замбези, над пропастью в четыреста футов. Поначалу эта высота вызывала у нее некоторую дурноту. Перед ее глазами стоял туман, по спине пробежала неприятная дрожь, и она с радостью опустилась на площадку, с удовольствием сознавая, что отсюда невозможно было упасть. Мало-помалу, однако, она совладала со своими нервами и принялась рассматривать открывавшийся перед нею великолепный вид с протекавшей внизу рекой, с обширными болотами и с отдаленными холмами.