Земля белых облаков - Сара Ларк

Джордж повернулся к девушке и попытался вложить в свой взгляд как можно больше обаяния и одновременно серьезности.

— Мисс Гоудвинд, — осторожно произнес он. — Вопрос, который я хочу сейчас задать, может показаться вам неприличным. Конечно же, я мог бы выбрать другой подход, например, незаметно последовать за вами, узнать имена ваших хозяев, попросить кого-то из знакомых мне членов общества в Крайстчерче представить меня в вашем доме — и уже тогда ожидать, что нас когда-нибудь официально познакомят. Но к тому времени вы, скорее всего, уже выйдете за кого-нибудь замуж, а у меня, признаться, плохо получается делать тонкие намеки. Поэтому, если вы не хотите провести остаток своей жизни с детьми вроде Роберта, послушайте меня: у вас есть все то, что я ищу; вы — красивая и образованная девушка, у вас есть дом в Крайстчерче...

Спустя три месяца Джордж Гринвуд женился на Элизабет Гоудвинд. Родители жениха не присутствовали на свадьбе; Роберту Гринвуду пришлось отказаться от поездки ввиду деловых обязанностей, тем не менее он передал молодоженам свое благословение, пожелал счастья и отписал Джорджу в качестве свадебного подарка многочисленные дочерние фирмы в Новой Зеландии и Австралии. Миссис Гринвуд рассказывала всем подругам, что ее сын женился на дочери шведского капитана, и постоянно намекала на родственные связи Элизабет со шведской королевской семьей. Она так никогда и не узнала, что Элизабет родилась в Квинсе и попала в Новый Свет благодаря тому самому сиротскому комитету. Впрочем, о невесте нельзя было сказать, что она невысокого происхождения. Элизабет выглядела очаровательно в своем белом кружевном платье, длинный шлейф которого несли за невестой Нэнси и Роберт. При этом Хелен бдительно следила за мальчишкой, так что Джордж мог не сомневаться, что Роберт не придумает ничего плохого. Поскольку Джордж сделал себе имя успешного торговца шерстью, а миссис Гоудвинд пользовалась авторитетом в обществе, сам епископ решил венчать молодых. Роскошную свадьбу сыграли в салоне отеля «Уайт Харт», где Джеральд Уорден и Говард О’Киф пили вволю в разных концах зала. Хелен и Гвинейре такое поведение супругов явно не мешало, и они с удовольствием следили за тем, как Рубен и Флёр вместе разбрасывали цветы по залу. Джеральд Уорден впервые осознал, что брак Говарда О’Кифа благословлен прекрасным сыном, из-за чего его настроение еще больше испортилось. Значит, на жалкой ферме О’Кифа появился наследник! Гвинейра же была, как и прежде, стройной, как ива. Джеральд пытался утопить свое горе в бутылке виски, а Лукас, наблюдавший за отцом, радовался, что Гвинейра смогла вернуться в номер отеля до того, как гнев Джеральда успеет утихнуть. Ночью он снова попытался приблизиться к Гвинейре, и, как обычно, она выказала свою готовность и делала все от нее зависящее, чтобы ободрить супруга. Но у Лукаса опять ничего не получилось.

Прошло достаточно много времени после визита Джорджа, прежде чем отношения Джеймса МакКензи и Гвинейры стали такими же, как и раньше. Гвин злилась на него, а Джеймс вел себя довольно грубо. Тем не менее оба понимали, что их любовь не угасла. У Гвин сердце обливалось кровью, когда она видела, с каким отчаянием во взгляде смотрит на нее Джеймс, а Джеймс не мог даже представить себе Гвинейру в объятиях другого мужчины. Но о возобновлении отношений не могло быть и речи — Гвин знала, что если бы она еще раз позволила ему дотронуться до себя, то никогда не смогла бы отпустить его.

С другой стороны, жизнь в Киворд-Стейшн постепенно стала по-настоящему невыносимой. Джеральд напивался каждый день и не давал ни Лукасу, ни Гвинейре и минуты покоя. Даже в присутствии гостей они не могли рассчитывать на спокойный день. Гвинейра настолько отчаялась, что решила поговорить с Лукасом и обсудить его интимные проблемы.

— Послушай, дорогой, — тихо произнесла она однажды вечером, когда Лукас снова лежал рядом с ней, обессиленный напрасными попытками и снедаемый чувством стыда. Гвинейра робко предложила совершить попытку возбудить супруга. Это было, пожалуй, самое непристойное, что могли делать вместе леди и джентльмен, но опыт Гвинейры с Джеймсом был многообещающим. Лукас же не выказывал никаких признаков возбуждения, даже когда она поглаживала и массировала его гладкую нежную кожу. Нужно было придумать что-то еще. Гвинейра решила использовать воображение Лукаса.

— Если я тебе не нравлюсь... из-за моих рыжих волос или если тебе нравятся более пышные формы... почему ты просто не представишь себе другую женщину? Я бы не злилась на тебя.

Лукас нежно поцеловал ее в щеку.

— Ты такая милая, — вздохнул он. — Такая чуткая. Я не заслуживаю тебя. Мне очень жаль. — Устыженный, он хотел отвернуться.

— От твоего сочувствия я не забеременею, — резко промолвила Гвинейра. — Лучше представь себе то, что тебя возбуждает.

Лукас попытался. Ему удалось представить картину, которая его возбуждала, но он тут же пришел в ужас от своих желаний. Этого не могло быть! Он не мог спать со своей женой и при этом мечтать о стройном, мускулистом Джордже Гринвуде...

Обстановка накалилась вечером в декабре, в жаркий летний день, когда не дул даже маленький ветерок. Такая погода была редкостью в Кентербери, и жара серьезно действовала на нервы жителей Киворд-Стейшн. Флёр постоянно плакала, а Джеральд весь день был просто невыносим. С утра он накричал на работников за то, что овцы все еще не были в горах, хотя знал, что Джеймс дал указание не выгонять скот на пастбище до тех пор, пока не родится последний ягненок. После обеда Джеральд ругался, видя, что Лукас сидит в саду с Флёреттой и рисует, вместо того чтобы делать что-нибудь полезное в хлеву. Чуть позже он набросился на Гвинейру, пытавшуюся объяснить ему, что в это время с овцами ничего не надо делать. В такую жару их следовало просто оставить в покое.

Все тосковали по дождю и надеялись, что вот-вот разразится гроза. Но когда солнце зашло за горизонт и домочадцы собрались на ужин, на небе все еще не было видно ни облачка. Вздыхая, Гвинейра пошла в свою раскаленную от зноя комнату, чтобы переодеться. Она не была голодна; больше всего ей хотелось просто сесть на веранде и ждать, что ночь принесет облегчение. Возможно, она даже почувствовала бы — или вызвала бы — первый ветерок, так как маори верили в магию, а Гвинейра весь день ходила со странным ощущением, будто она была частью неба и земли, владычицей жизни и смерти. Подобные возвышенные чувства появлялись у нее всегда, когда она присутствовала при рождении новой жизни и могла при этом чем-то помочь. Она сразу же вспомнила свои ощущения, когда родился Рубен. Сегодня причиной странного состояния Гвинейры была Клео. Собачка родила утром пять очаровательных щенят. Теперь она лежала в своей корзинке на террасе, кормила детенышей и наслаждалась обществом хозяйки. Но Джеральд настоял на присутствии невестки за ужином, атмосфера которого вызывала лишь томящее чувство подавленности и неопределенности. Гвинейра и Лукас уже давно привыкли взвешивать каждое свое слово, общаясь с Джеральдом, поэтому Гвин знала, что ей лучше не упоминать о щенках Клео, а Лукас даже не заикался о картине акварелью, которую он послал вчера в Крайстчерч. Джордж Гринвуд хотел выставить ее в одной из лондонских галерей; он был уверен, что Лукас получит признание за свой талант. С другой стороны, за столом нужно было поддерживать хотя бы какой-то разговор, иначе Джеральд сам находил темы для обсуждения, которые никому не были по душе.