Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Комиссар, ты спишь?

— Нет, Шура, а что?

— Я вот все думаю, комиссар, ты такой симпатичный хлопец и почему-то ведешь себя, как какой-то монах. На тебя посматривают наши белорусские девушки, а ты ноль внимания на них. Эх, комиссар, я бы на твоем месте всех девушек перепробовала.

— Это, Шура, не в моем стиле. Во-первых, сейчас такое тревожное время, что не до девушек. А во-вторых, и это самое главное, я сильно люблю свою невесту Иру. И если мы останемся живы после этой войны, то обязательно поженимся с ней.

— Эх, комиссар, она тебя будет ждать, что ли? Она уже давно, наверное, и забыла про тебя.

— Не знаю, Шура, я ее очень сильно люблю и изменять ей не могу.

— Зря ты ждешь ее, Володя.

Растревожила мое сердце Шура, и я всю эту ночь не мог уснуть. В него закралось какое-то тревожное сомнение.

Командир отряда и на другой день не вернулся в Лукомль. А в этот день утром, то есть 11 января, на северной стороне, в районе той деревни, где стоял отряд бригады Дубова, мы услышали пулеметную стрельбу, взрывы гранат. Там шел настоящий бой. Я поднял отряды гарнизона по тревоге. Но бой там быстро стих, и я послал в ту сторону разведчиков. Примерно через час вернувшиеся разведчики мне доложили, что там утром вели бой с немцами дубовцы и командир их отряда просил, чтобы кто-нибудь из командиров нашего гарнизона приехал срочно к ним в штаб. Агапоненко еще не вернулся, и я решил поехать туда сам. Оставив во главе гарнизона командира 6-го отряда Алифанова Василия Сергеевича, я направился в отряд бригады Дубова. Накануне была сильная метель. Дорогу к соседнему отряду всю перемело снегом. Я запряг в саночки хорошую лошадь, оделся потеплее в только что сшитый мне нашими портными овчиный полушубок и отправился один в путь. Больше половины пути дорога шла лесом по большаку, поэтому я никак не мог заблудиться. К обеду я уже был у соседей. На въезде в деревню меня остановил часовой. Я доложил ему, кто такой, и часовой мне показал, где найти штаб отряда.

В штабе меня встретил высокий мужчина лет 30, одетый в полушубок, с накинутым поверх полушубка белым маскировочным халатом. Он стоял с открытой головой, на которую была наложена повязка. Через бинты повязки просачивалась кровь. Это был командир отряда. Мы поздоровались, и он мне доложил:

— Мы только что вели бой с противником. Из Чашников шла большая группа разведчиков противника. Они напоролись на наши секреты, находившиеся в лесу. Завязался бой. Мы несколько немцев убили, а одного офицера взяли в плен. Остальные ушли в сторону Чашников. Этот немецкий офицер признался, что они были посланы, чтобы узнать, как пройти незамеченными к Лукомлю. А кроме того, мы обнаружили у него карту с планом захвата Лукомля. Он нам сообщил, что 13-го утром намечается подтянуть к Лукомлю большую карательную экспедицию, и вам, товарищи, придется вести с ними бой. А мы с нашим отрядом должны уйти в другой район. Поэтому я просил вас прибыть, чтобы сообщить вам об этом.

Командир этого отряда передал мне захваченный у пленного офицера план наступления на Лукомль. Согласно ему немцы должны наступать на Лукомль с трех сторон тремя полками. В наступлении будут участвовать два танка и две пушки. Получив это тревожное сообщение, я не стал задерживаться в этом отряде и поспешил вернуться в Лукомль. В штабе отряда меня уже ждал Агапоненко. Увидев меня, он тут же с тревогой спросил:

— Какие привез известия?

— Плохие, командир. По данным, которые я привез с собой, 13-го утром, то есть завтра, мы должны ждать наступления немцев на Лукомль. Будут наступать три полка противника с трех сторон. Их наступление будет поддерживаться двумя танками и двумя пушками. Что будем делать?

— Вот это да! Нужно сейчас же послать нарочных в штаб к Гудкову, а также в бригады к Леонову и Нарчуку. Будем просить у них помощи, так как нам одним с такой экспедицией не справиться.

— Ну, а как твои переговоры относительно патронов?

— А, лучше и не спрашивай. Все жмутся и не хотят помогать. Говорят, «у самих их в обрез».

— Вот это дела! — с горечью произнес я.

Мы тут же послали в качестве связных наших разведчиков Короткевичей в бригаду Леонова. А в Черею, где находился Нарчук, послали Евсеева Андрея. К Гудкову поехал Пекарский Михаил. Каждому из них мы вручили письма о готовящемся наступлении немцев на Лукомль и об оказании нам помощи.

Хотя и тревожное было для нас время, но все же мы с Агапоненко решили тепло встретить таких желанных гостей, какими для нас были эти командиры бригад. Мы с ним вспомнили, что 13-е это по старому стилю Новый 1944 год, а поскольку приедут комбриги, надо их встретить ну хотя бы небольшой елкой. И у нас закипела работа. Послали в лес через озеро двух партизан за елкой. Шура Пляц из красочных царских денег, которые нам привез Палаш, нарезала флажков. Нашлось немного ваты. У хозяина дома были ульи и воск, из которых мы сделали несколько восковых свечей. Одним словом, нарядили небольшую елку и поставили ее в переднем углу зала нашего дома.

Месяц тому назад в наш отряд пришел один из мастеров винно-водочного завода, он предложил нам, а потом и соорудил для отряда небольшой походный завод для получения спирта, который нам был очень нужен для медицинских целей. Этот спирт в небольшом количестве хранился у нашего фельдшера Хацукова. Вот теперь для встречи комбригов пригодился и этот спирт.

Первым, как только стемнело на улице, появился, приехав из Череи, Нарчук Семен Николаевич. Вошел он к нам в штаб с суровым нахмуренным лицом.

— Ну, что тут у вас? — спросил он грозно.

— Да вот «гостей» к себе ждем!

— Каких это гостей?

— Разных, и хороших и плохих, — уклончиво ответил Агапоненко.

— Это кого же плохих?

— Немцы обещали к нам заявиться в Новый год.

— Это вы что же, елку для них поставили? — спросил Нарчук.

— Да нет, товарищ комбриг, мы это к вашему приезду поставили. Решили хоть немного развеять тревожные тучи, нависшие над нами.

Засмотревшись на елку и улыбнувшись, Нарчук подметил:

— Да, елка-то хороша! Давно мне не приходилось сидеть около елки. Новогодней, конечно. Только перед самой войной мы всей семьей встречали Новый 1941 год под елкой. И вот что получилось, — глубоко задумавшись, промолвил Нарчук, а потом, сбросив с себя глубокое раздумье, спросил — А где это вы таких флажков достали?

— Так у нас их целый мешок, — и Агапоненко показал мешок с царскими деньгами.

— О, какие вы богатые! Жаль, что их нельзя послать в фонд помощи Красной Армии, — перебирая в руках и «екатеринки», и другие денежные знаки, заявил Нарчук. — Да, с этим «письмом к белорусскому народу» вы здорово оскандалились, — и посмотрел в мою сторону.

— Да, тут мы проглядели эту гитлеровскую агитацию. Признаем себя полностью виновными, — ответил я.

— Ну ничего, все обошлось хорошо, — подбодрил он.