Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич

в новогоднюю ночь на улицах города останавливали и обыскивали прохожих с целью обнаружения незаконного оружия, то уже в следующую ночь на улицах появились какие-то группы солдат, которые стали отнимать не только оружие, но и вещи. В эту ночь, на 2 (15) января, на Большой Васильковской у инженера Пиоро неизвестные преступники, под видом патрульных, отобрали мелкокалиберный «браунинг», а некоего Басса, на той же Большой Васильковской толпа «патрульных» человек в двадцать подвергла обыску, во время которого похитила серебряные часы{970}. 3 (16) января группа вооруженных солдат, опять-таки числом около двадцати, произвела самочинный обыск в столовой Петриди на Миллионной, 10, на Печерске. Забрали и револьвер «наган», и, по-простому, различные съестные припасы со стойки. Обнаружить участников «обыска», естественно, не удалось{971}.

Случался и более «интеллигентный» обман. Администрация Арсенала обратилась в уголовный розыск с заявлением об ограблении кассира, некоего Л. Менашкина. Обстоятельства ограбления были незамысловатыми. Менашкин ночью вышел во двор Арсенала, на крыльцо, подышать свежим воздухом. Тут на него напал какой-то человек и ударил его в бок кулаком. Менашкин потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил, что у него из кармана пропало сто тысяч рублей, предназначенных для расплаты со служащими.

Сыщики, по всей видимости, не поверили услышанному. И то правда: при такой обстановке в городе выходить ночью, хотя бы и во двор, имея при себе крупную сумму денег без особой на то необходимости, представляется несколько странным. И разыграли нехитрую комбинацию. Кассира вызвали на допрос, а в это время к его жене подослали одного из арсенальских служащих, которому поручили сказать жене, будто бы ее муж попросил «передать те 100 000 рублей, которые спрятаны». Прием сработал на ура: жена выдала деньги посланцу… Менашкина поставили перед фактом, чем повергли его в немалое смущение. После чего, естественно, арестовали{972}.

Сообщения о стрельбе поступали ежедневно. 6 (19) января с утра стреляли во многих районах города – как одиночными, так и залпами. Опять, как и в новогоднюю ночь, было такое впечатление, что в городе идет бой. Через некоторое время послышались три орудийных выстрела… По городу ходили слухи, но точно никто ничего не знал. Милиция предположила, что это «обрядная стрельба», в соблюдение неких старинных украинских обычаев. Интенсивная стрельба продолжалась часов до двух дня, после чего были слышны только одиночные выстрелы. Кто стрелял, так и не разобрались. Арестовали только одного человека, который на Подоле подстрелил девочку, и двоих пойманных «на горячем», оказавших сопротивление при задержании{973}. Около часа ночи на 11 (24) января на Полтавской улице, около дома № 10, кто-то бросил ручную бомбу. Взрывом была разрушена часть мостовой и выбиты окна в соседних домах. Благодаря тому, что была ночь, никто не пострадал. Выслали наряд вольных казаков, в доме № 10 произвели обыск – и, как нетрудно догадаться, виновных не нашли{974}…

На официальном уровне, разумеется, Новый год встретили с подобающей торжественностью. 31 декабря (13 января 1918) командующий военным округом капитан Шинкарь издал «Приказ по войскам Киевского военного округа»:

Всех товарищей казаков приветствую с новым годом, первым новым годом независимой [sic] народной украинской республики.

Этот год республика встречает в тяжелой обстановке. Борьба на фронте замирает, но не кончена еще и ей надо положить конец волей всего народа. Эта воля выскажется на нашем украинском учредительном собрании, а пока каждому необходимо твердо нести свой долг перед родиной. На границах с братским российским народом идет тяжелая борьба, не нами начатая, но оберегающая нас от попыток задушить нашу волю и погубить народную будущность Украины.

<…>

Товарищи казаки, дела великое множество. Новый год нам должен дать признание всем миром вольной Украины, он должен дать нам окончание войны и обоснование фундамента народной воли, светлой будущности и экономического благосостояния всего трудового народа. Только лишь в единении с родным народом и между собою наша сила. Бог в помощь на великое богатырское дело{975}.

Еще один приказ того же Шинкаря касался непосредственно Киева. Очевидно, в попытке укрепить дисциплину в киевской милиции, последнюю передали в подчинение командующего военным округом. Соответствующий приказ начальника милиции был издан 3 (16) января. Теперь распоряжения чинам милиции могли отдавать только командующий округом и начальник гарнизона Киева{976}.

Новостью начала 1918 года стал Всеукраинский церковный собор.

Центральная Рада и Генеральный секретариат долго не имели официальной позиции по религиозным вопросам. (Департамент исповеданий при Генеральном секретарстве внутренних дел появился только в марте 1918 года, уже во вторую каденцию Центральной Рады{977}.) Инициативу в церковном деле несколько неожиданно взяли на себя военные. 9 (22) ноября 1917 года 3-й Украинский военный съезд принял резолюцию об автокефалии украинской церкви (!), неподконтрольности ее государственным органам и украинизации богослужения. Съезд также сформировал Комитет по созыву Всеукраинского церковного собора в составе 30 человек из военных и духовенства, возглавляемый бывшим Владимирским архиепископом Алексием. Еще в августе, на Киевском епархиальном съезде, была избрана «Предсоборная комиссия». 23 ноября (6 декабря) в Киево-Печерской Лавре на совместном заседании этих двух органов была создана Временная всеукраинская православная церковная рада (ВВПЦР), которая объявила своей целью созыв Всеукраинского церковного собора в Киеве 28 декабря 1917 года (10 января 1918). ВВПЦР также выпустила воззвание к духовенству, призывавшее не поминать в богослужениях Московского патриарха – «нового самодержца, через которого россияне стремятся ввергнуть украинский народ в новую духовную неволю»{978}.

В тот же день, 23 ноября (6 декабря), на заседании Всероссийского церковного собора в Москве, управляющий киевской митрополией епископ Никодим заявил о желании украинской рады поставить вопрос об автокефалии церкви и о предположении созвать Всеукраинский церковный собор. Всероссийский собор одобрил это предположение и избрал делагацию в Киев во главе с кавказским митрополитом Платоном{979}.

В Киеве Платон вошел в противостояние с ВВПЦР, стремившейся организовать такой состав будущего Собора, который бы обеспечил провозглашение автокефалии, и настаивавшей на удалении из города митрополита Владимира (который был противником автокефалии). Дошло и до дипломатических маневров, и даже до ультиматума, поставленного Платоном раде. Последняя попыталась заручиться поддержкой украинской власти и даже добилась приема у Грушевского, но тот отрезал: «Обойдемся без попов». ВВПЦР, однако, удалось найти поддержку в Генеральном секретарстве внутренних дел. Последнее направило в раду своего комиссара А. Карпинского, который 13 (26) декабря направил киевскому епископату циркуляр, предписывавший прекратить поминание в богослужениях российской власти и российского войска – на том основании, что духовенство не должно идти против интересов страны, на территории