На линии огня - Семён Михайлович Борзунов

— Пока только в личном блокноте, — ответил он, улыбнувшись.

— Почему?

— Да видите ли… Мне хочется написать повесть, где главным героем будет молодой военный журналист, который пройдет через всю войну, испытает все ее тяжести и невзгоды и станет потом писателем. Вот для этого я и берегу свои фронтовые блокноты. Правда, кое-что я из них уже выдернул, не удержался. Написал, например, о своей фронтовой встрече с Аркадием Гайдаром, которая произошла во время боев на подступах к столице Украины — Киеву. Вы там были тогда и знаете, какая сложилась обстановка. К тому времени имя писателя Гайдара уже было легендарным, а его книга «Тимур и его команда» — самым любимым произведением у молодежи. Аркадий Гайдар приехал в нашу дивизию вместе с поэтом Иосифом Уткиным, который, кстати сказать, в тот же день был ранен в руку. Меня познакомил с ними начальник политотдела дивизии. Вначале я не поверил, что передо мной сам Гайдар, переспросил даже: «Вы Аркадий Гайдар?»

— Да, в той обстановке такая встреча была, конечно, праздником, — сказал я и в свою очередь рассказал ему о моих встречах в те дни с Александром Безыменским, Владимиром Сосюрой, Андреем Малышко и другими писателями, находившимися в Киеве.

— Именно праздником, — согласился Анатолий Рыбин. — Правда, идя в один из наших полков, мы попали под огонь фашистских автоматчиков, основательно вымокли в болоте, укрываясь от вражеских пуль, но все равно душевно я был рад такой встрече. В редакцию же дивизионной газеты мы не дошли. Иосиф Уткин оказался в медсанбате, а Гайдар после ночных боев пропал без вести. Вероятно он с одной из наших артиллерийских батарей попал в окружение. Потом стало известно о подвигах Гайдара-партизана.

С начала и почти до самого окончания войны Анатолий Рыбин находился в действующих войсках и нередко на самых трудных направлениях. Он был инструктором-литератором, потом редактором дивизионной газеты. Его корреспонденции, стихи, рассказы о героических действиях отважных советских воинов всегда привлекали внимание армейских читателей. Действительно, редкий номер «дивизионки» выходил без стихов или очерков Анатолия Рыбина. Укрывшись в окопе или присев на подножку автомашины, он писал:

Мы разучились отдыхать.

Нам завтра снова в бой.

И ты склоняешься опять

Над картой полевой…

Под Сталинградом, Ленинградом и на других фронтах, где пришлось побывать молодому журналисту, — всюду можно было увидеть у солдат газету с его фельетонами в стихах под псевдонимом «Кузьма Дозорный». Конечно, стихи эти писались наспех, были подчас несовершенными. Но в то тяжелое время, когда невозможно было порой доставить на передовую центральные газеты, своя «дивизионка» со свежим живым словом была лучшим другом и советчиком бойца, верным его спутником и помощником в ратных подвигах.

Хотя офицер Анатолий Рыбин был на фронте военным журналистом, но война есть война, и ему приходилось выполнять самые различные поручения командования. Он был политруком роты, комиссаром батальона, а во время боев в излучине Дона несколько дней исполнял обязанности командира пулеметного подразделения.

Писателем, как мы уже отметили выше, Рыбин стал не сразу, овладевал он этой нелегкой профессией медленно, с большим трудом. И все это происходило, главным образом, во время войны. Много раз потом приходилось беседовать с ним на тему о месте журналиста, писателя на фронте, о творческих возможностях в сложной боевой обстановке. И всякий раз он настойчиво подчеркивал, что во время войны и журналист и писатель — прежде всего были солдатами, что их роль и место определяла боевая обстановка.

— Сами посудите, — сказал как-то Анатолий Рыбин. — Разве я, инструктор-литератор дивизионной газеты, мог раньше представить себя в роли командира? А все-таки пришлось принять такую обязанность, и совершенно неожиданно. Было это недалеко от Киева при выходе из окружения. После трудной переправы через болото под селом Березань я оказался с небольшой группой красноармейцев. И все они стали сразу обращаться ко мне со словами: «Товарищ командир». Потом к нам присоединилась еще группа красноармейцев. Один из них подошел ко мне и спросил: «Разрешите под ваше командование, товарищ политрук?» Так волей судьбы я принял на себя командование группой красноармейцев, которых вначале было пятнадцать, потом стало двадцать пять. У меня не было в тот момент ни карты, ни компаса, да и местность оказалась совершенно незнакомой. Но жаловаться, как говорят, было некому. Получилось так, что в тот день нашей группе пришлось дважды встретиться с противником. Сперва нас обстрелял вынырнувший из леса бронеавтомобиль. Мы мгновенно рассыпались в цепь и залегли, приготовив гранаты-«лимонки». Бронеавтомобиль почему-то к нам не подошел. Дав несколько пулеметных очередей, он повернул назад и скрылся в том же лесу, откуда появился. Это был, наверное, разведчик. Потом нас атаковали пять мотоциклистов. Тут нам пришлось бы очень туго, не будь рядом огромного вспаханного поля. Мы сразу же свернули на это поле и, отбежав метров на двести, заняли оборону. Вот так, без соответствующего на то приказа, я стал, как видите, командиром. И командовал, потому что нужно было. Так спасся сам и были спасены красноармейцы.

— Но ведь это исключительная ситуация — окружение, — сказал я Анатолию Рыбину.

— Правильно, исключительная, — согласился он. — Но, понимаете, какое дело… Почему-то всю войну мне приходилось нередко попадать в исключительные ситуации. Особенно много подобных ситуаций было под Сталинградом.

— Тогда продолжайте рассказывать. Это интересно.

Анатолий Гаврилович тяжело вздохнул, как бы переживая все заново, стал вспоминать:

— Когда-то я написал серию очерков «На земле Сталинградской». В них многое описано. Но был со мной и такой случай, о котором я не писал еще.

— Храните, значит, в блокноте? Для новой книги?

— Да. Но в связи с затронутой темой о месте журналиста и писателя в боевой обстановке, пожалуй, расскажу. Это было, когда враги вошли уже в Сталинград. Однажды ночью, забрав пачку только что отпечатанной дивизионной газеты, я отправился в полки дивизии, которые, как мне сообщили в штабе, вели бои на юго-западной окраине города. Был я уже редактором газеты «За Отчизну». Переправившись через Волгу, я уверенно зашагал по разрушенным сталинградским улицам, зная, что передовая далеко впереди. Неожиданно слева и справа застрочили немецкие автоматы. Я попытался укрыться за стенами разрушенного дома, но и там попал под огонь автоматчиков. Стало ясно, что вокруг — гитлеровцы. Перебегая от дома к дому, я начал быстро отходить к Волге. И на всем пути меня преследовали автоматные очереди противника. Когда я укрылся под берегом, начинало уже рассветать. Тут же под берегом оказалась группа красноармейцев с автоматами и ручными пулеметами. Возглавлявший группу сержант сообщил мне, что ему приказано привести красноармейцев