Вариации для темной струны - Ладислав Фукс

Коцоуркова еще не выходит замуж, но она становится известной, — сказала Руженка, когда мы повернули на Градебную улицу, по которой я хожу только на урок музыки к старой вдове учительнице. — У Коцоурковой сегодня закрыто, и возможно, она скоро вообще повесит замок на овощную лавку. Предсказательница говорила правду. Музыка, знамена, высокие чины. Но свадьба с генералом сегодня еще не состоится.

Когда мы приближались к перекрестку за железнодорожным мостом, мне пришло в голову, не идем ли мы снова к предсказательнице.

— Да что ты, — сказала она, — совсем не туда. Мы идем в другое место. На площадь Республики.— Господи, только сейчас вспомнила, — сказала она вдруг, — вспомнила, что по дороге я должна кое-чего купить. Чего-нибудь на завтра. На этот завтрашний праздник. Завтра ведь день рождения бабушки.

И действительно, вспомнил я, завтра должен быть бабушкин день рождения, когда мы зажигаем под ее портретом старый русский подсвечник, и вспомнил я также, что произошло у меня с бабушкой — это касалось Судет. Однажды я пришел к ней, как обычно прихожу, чтобы она мне сказала что-нибудь, посоветовала, хотя и сомневался, что она посоветует или скажет… Хотя бы она со мной немного поговорила, и то было бы хорошо… ну, а разговор вертелся вокруг Судет. Она думала, что их украл император Вильгельм у австрийского императора, что Судеты принадлежат монарху, и рассердилась на пруссаков. Когда я ей напомнил, что у нас республика и Судеты украл не Вильгельм, а забрал их Гитлер, она кивнула, но на пруссаков злилась все равно.

— Все время я слышу Гитлер, Гитлер, — восклицала она, — кто это такой вообще? У Вильгельма не было никакого Гитлера, принца прусской короны звали Рупрехт. А это какой-нибудь внебрачный ребенок? Это возможно. Вильгельм ездил в Klein Flottbeck к Бюлову. Может, это какой-нибудь генерал?

— Это фюрер и имперский канцлер, — ответил я, но она только махнула рукой, сказав, что имперский канцлер — господин фон Бетман Гольвег, и спросила про Гини…

— Да, день бабушкиного рождения, — сказала снова Руженка, посмотрела на часы, висящие над магазинами, которых у перекрестка становилось все больше и больше, и сказала: — Даже часы, которые не ходят, дважды в день показывают правильное время. Господи, — засмеялась она возле москательной лавки, где было полно свечек,— что же я должна была купить на завтра, может, еще вспомню…

Я спросил, кто ей сказал про часы, не француз ли, или она сама догадалась.

— Ни сама, ни француз, — завертела она головой. — Это пословица, которую я вычитала. Кажется, старая русская. Господи, что же я должна была купить на завтра… — И она наконец оторвала взгляд от москательной лавки, где было полно свечек, и мы пошли дальше.

— Здесь тот самый «Чех», — сказала она через некоторое время, когда мы пересекли перекресток, и показала на магазин, — здесь я купила эту красивую шляпу. Иногда после Нового года, приблизительно в марте, он устраивает дешевую распродажу вещей, в этом году я хочу кое-что у него посмотреть, вероятно, будут и халаты… Но на весну мне нужна шляпка…

Мы подошли к перекрестку у улицы Каролины Светлой.

— Здесь, где-то недалеко, есть новый зубной врач, — показала она рукой за дома, — лечит без боли. У него какие-то особые инструменты, кажется, из Китая… Да, чтобы не забыть, — сказала она, когда мы перешли перекресток и повернули на Тылову улицу, — я знаю прекрасные книги для чтения. В кабинете!.. Ну, и что особенного, — сказала она вдруг, — я там все же пылесосила… — И тут же воскликнула: — Посмотри, там продают плечики…

На тротуаре, примерно за десять шагов перед нами, стоял оборванный паренек с бледным, испуганным лицом и предлагал купить плечики.

«Не на Тыловой ли мы улице?» — вдруг осенило меня нечто, о чем я давно забыл, а может, и вообще никогда не думал, а теперь мне это пришло в голову как давнишнее, затерянное воспоминание, совсем неожиданно…

— Не на Тыловой ли мы улице? — спросил я, а когда она кивнула, сказал, показывая на паренька. — Я его уже видел. Однажды мы здесь проезжали в посольство. Дескать, это наполовину нищенство, заявил он тогда, сидя за рулем, когда его увидел… — Знаешь, кто?… И сказал, что я такое делать не должен…

— Наполовину нищенство, — свистнула Руженка,— должен же на что-нибудь жить этот бедняк. Когда мы пойдем назад, я дам ему геллер.

Мы прошли мимо паренька, он испуганно на нас смотрел, плечико в его руке качалось.

— Этого ты делать не должен, — сказала она через некоторое время, — этого делать не должен, — скажет же… неужели лучше жить в бедности… — Но потом быстро перевела разговор на другое и сказала: — В Германии вышли новые законы, там арестовывают евреев, а у нас должен быть новый пан президент. Уже скоро мы придем на площадь Республики.

Наконец мы туда пришли.

— Вот мы и здесь, — сказала она.

Я посмотрел по сторонам — что тут должно происходить? — но ничего особенного я не заметил. Вдали стоял коричневый францисканский храм, шныряли трамваи, проносились машины, неподалеку стояли такси, ходили люди…

— Ну, что?.. — спросил я. — Ведь здесь ничего нет-

— Нам нужно идти туда, на середину, — показала она на середину площади, где было большое пустое пространство, по которому ходили люди и голуби.

Мы пошли на большое пустое пространство посреди площади и там остановились.

— Вот мы и прищли, — сказала она снова и одной рукой поправила серо-белую шляпку.

Мы стояли на этом пространстве, мимо нас проходили люди, возле толклись голуби, недалеко шныряли трамваи и проносились машины, стояли такси, а вдали возвышался коричневый францисканский храм — мне показалось, что мы кого-то ждем. Что ждем Коцоуркову. Но почему именно здесь, посреди площади, когда Коцоуркова живет напротив нас, я не знал. Наверное, потому, подумал я, что у нее сегодня закрыта лавка.

Мы стояли посреди площади добрых пятнадцать минут, а Коцоурковой все не было. Мимо нас шли и шли люди, которые либо не обращали на нас внимания, либо бегло касались нас взглядами, некоторые даже оборачивались. В один момент к нам стал приближаться полицейский, у которого здесь, видимо, был пост, он смотрел на нас, будто загипнотизированный, но потом изменил направление и пошел к такси. Прождали мы еще