Переизбранное - Юз Алешковский

Кто-то из моих говорил, что человека, погубившего свою душу, покидает ангел-хранитель, и он, естественно, оказывается беззащитным перед лицом враждебных сил и траекторий роковых ударов, густо пронизывающих пространство существования человечества. Нет! Не могу я допустить такого расклада! Не могу. Едет грузовик отвлекать недовольных колхозников, а в нем специально для того, чтобы гражданин Гуров, эта сука, этот жестокий хорек, эта гнойная, продавшая все на свете пропадлина, продолжал грабить государство и подсовывать народу вместо нормальной колбасы и сосисок хер знает что, продолжал жить, позавтракав рагу «папенькины уши по-пионерски», пообедав супом из материнских слез с бриллиантовыми запонками и поужинав в «Метрополе» с блядями из Совнаркома! Так, значит, специально для этого Судьба погрузила в трехтонный грузовик ЗИС двадцать шесть рыл, покинутых ангелами-хранителями, и два невиннейших баяна? Невозможно согласиться с таким раскладом. Не могло не быть в грузовике хотя бы одного праведника или обыкновенного грешника. А в таком случае отвлечение внимания ответственного работника НКВД от приговоренного заочно к смерти В. Понятьева погибелью ни в чем не повинных комсомольцев вызывает недоумение, сомнение относительно тождества наших представлений о справедливости с представлениями о них же Высших Сил и полное непонимание принципов механики Судьбы. Или она никак не может примириться с вмешательством НКВД СССР в свои собственные внутренние дела? Хорошо. Согласен. Нехрена, допустим, совать свои рыла в чужую грязь и в чужие смерти. Судьбе видней. Каков ни есть негодяй Понятьев, он же Гуров, но его час не пробил, пущай живет, сволочь, никуда не денется, молчать, отставить, кр-ругом… а-арш! Я вам покажу, скоты и разложенцы, полюбуйтесь, что я сейчас натворю и погублю вам в устрашение грузовик, двадцать шесть рыл и два баяна! И если у вас есть совесть, то в следующий раз семижды семь задумайтесь и не всовывайте свои палки в мое неумолимое колесо! На вас вина за ни в чем не повинных!..

Меня лихорадит мысль о ситуации войны. Десятки миллионов погибли, сгорели, сгнили заживо, в крови, в гное, в кишках, в костях, в грязи, в страданиях, десятки миллионов, а гражданин Гуров в это время выменивал по всему Союзу с помощью своих прохиндеев шматы сала на драгоценности и картины. Блудил. Опохмелялся вместе с Алексеем Толстым, был такой случай, в ванне с шампанским. Мать голодом уморил, наплодил гнуси, лжи и разврата, но берегли его силы Судьбы, берегли, близко не подвели к роковой черте, от бандитов спасали, от следствия, от хвори, от бед. Как это понять? Не лично ли Дьявол вас опекал, гражданин Гуров? А на войне и каторгах гибли лучшие, хотя и говна полегло немало. Странно. Странно… Неизбежно ли должен быть поражен ударом Рока, отведенным от тебя, другой? Что это за палка такая хитрая о двух концах используется иногда при ударе? Стараются ли ангелы-хранители, отводя удар от своих подопечных, успеть сообщить коллегам по Промыслу, чтобы не проморгали они такого-то числа во столько-то минут и секунд, в таких-то точках пространства принять необходимые меры безопасности, дабы кирпич упал, никого случайно не задев, на мостовую… отъезд в свадебное путешествие на новом «бьюике» был отложен… грибы, ужасно похожие на шампиньоны, не изжарены… акции не покупались… девочка не ходила на вечеринку… не выпит мальчиком денатурат… баянисты поехали не в колхоз, а на свадьбу… дедушка Гитлера не познакомился с бабушкой… девушка в Гори не дала сапожнику… Ленин не пошел по другому пути… никому не приходила в голову мысль о коллективизации… не убивали отца и мать… не горела моя деревня… дабы приняли ангелы меры, и я не сидел бы на мерзлой колодине… и мы не смотрели бы сейчас друг на друга, гражданин Гуров!.. Что вы скажете?.. Вы думаете, что и здесь без нечистого не обошлось? Наверняка. Просто удивительно, что я, занявшись вами, начисто отвлекся от него самого.

Конечно, это он, сволота, провоцирует каким-то образом праведника или случайного человека прислониться к стенке дома и залюбоваться бликами солнца на первой листве, глупо к тому же открыв рот, а через секунду тот падает с головой, пробитой тяжелой сосулей, с еще сверкающим в глазах солнцем, не ведая, что предназначена была сосуля дворнику Сидорычу, выдавшему Чека семью эсера для получения жилплощади. Это он, Сатана, спас вас от Руки, он!.. А вот хорошо он поступил или плохо, это уж вам решать, гражданин Гуров. Я же пойду выпью за Судьбу, которой нам все равно не понять, и за согласие с ней, данное как дар немногим людям. Пожалуй, вам легче согласиться с ее велениями, чем мне. Но я процитирую сейчас кусочек из лагерного дневника одного старикашки, упрямого как осел, жизнелюбивого, как дитя, с хорошей наследственностью, мудрого, как не знаю кто, и веселого, как птица.

Где моя папочка?.. Вот моя папочка… Это то, что сказал дедушка в интимный момент бабушке… Это мне не нужно… Вот!

«Милые мои зэки! Сижу я, как и все вы, на нарах, жду неведомо куда этапа и благодарю Бога за то, что нагнулся я вчера и случайно увидел карандаш марки „Хаммер“. Тетрадка была у меня, и вот спешу на глазах у вас посочинять, ибо грех имею не тщеславный, а от немощи мыслительного дара происходящий, не думать вслух или же про себя, но посочинять. Вслух не очень-то, прости, Господи, посочиняешь, да и чего чудесного изглаголешь скверным языком своим, к мату привыкшим?.. Шум слова моего мешает зачатию ясномыслия, и уши Душа затыкает, как если бы аэроплан пролетел и скрылся…»

Тут… тут дедушка мечет гром и молнии в адрес хлеборезки, нарядчика и Вышинского… пропустим…

«Ну что за судьба, думаю, у Хаммера с такой неслучайной фамилией? Ведь за бесценок скупает сокровища национальные, а уж сколько тайком скупил, только он да продавцы знают. Нехорошо пользоваться бедой народа, нехорошо. Проклинаю наживающихся на народной беде и не думаю прощать, грех этот беру на душу! Но да вот карандашик-то я нашел „хаммеровский“. Ты же счастливым сделал меня, карандашик ты мой – карандашик! Могу на стенке барака белой начеркать „Сталин – говно! Большевики – бесы!“. Но я поберегу тебя, поберегу. И лучше я сгорю быстрей тебя, растаю как свеча, чем ты искрошишься, чем останется крошка единственная от грифелька, точка последняя, раньше моего смертного часа. Слава тебе, Господи, за карандашик! Однако душа смущена, Господи! Как же с Хаммером быть? Может, если бы не он, то и писали бы мы от отчаяния одни скверные слова и проклятия пальцами в российских сортирах? Господи! Прими раскаяние души моей, нелепой временами! Прощаю Хаммеру. Ты подал мне знак, и каюсь, что сам без него не допер до отказа от ожесточения. А с Хаммером ты сам разберешься…

Ведь я почему возрадовался карандашику? Я темным моим умом мужикам письмишки накатал домой, ксивами зовем мы здесь письмишки. Помиловки, правда, тискать отказался. Бесполезняк. Суета напрасных надежд. Милости у Тебя просим, а не у антихристовых шестерок. По-нашенски это слуги. Но главное, возрадовался я потому (экономя в дневнике карандашик, обозначу тему скорописью), что помыслить желаю в рассказе под названием „Куда и зачем? или Плач о карандашике“».

Ну как, гражданин Гуров, не надоело слушать?.. Тогда я продолжу. Мне самому интересно.

«Вот сидим мы, сирые и униженные, серые, жалкие, пустобрюхие, на дереве нар наших. Этапа ждем. Куда? Зачем? Ходили мы некогда свободные по свободным дорогам сотворенной земли, через горы и реки, за моря-океаны ходили. Ветры попутные Ты слал нам на радость. Били вихри в наши лица на испытание упрямства сил наших. Смысл нас подгонял. В землю врастали одни, на мудрость остановки начхав, перекатывались по полю иные.