Каббала власти - Исраэль Шамир

Замечу, что иностранец вроде меня обычно встречался только с двумя видами Животных: с правящими Свиньями и с интеллигентными Лисами. Рабочие Лошади и крестьянские Коровы не умели говорить по-человечески и не приобрели, в отличие от Лис и Свиней, человеческих цивилизованных привычек. Друзья Линды вели себя совсем как люди: они навалились на виски, расхватали сигареты и стали наперебой рассказывать о своих поездках в Мир Людей. Своей жизнью на Ферме они были недовольны, да и саму Ферму презирали. Свиньи сравнивали свои свинарники с виллами техасских нефтяных королей, известными по телесериалам, и приходили в отчаяние от своей нищеты.

Среди друзей Линды был влиятельный Боров но прозвищу Стинки, которому было суждено сыграть роковую роль в судьбе Фермы. Стинки был директором Спецбань для особо влиятельных Свиней, а значит, принадлежал к элите местного общества. В его распоряжении было все, что только могла дать Ферма — неограниченная жратва, послушные самки, отменный индивидуальный хлев, дача и возможность часто посещать Париж и Лондон по делам Фермы. «Уж Вы-то должны быть довольны», — сказал я ему. «Нет, я несчастен, — захрюкал он. — В Париже и Нью-Йорке я вынужден на всём экономить и жить в служебных квартирах. Не для меня развлечения Лазурного Берег а, не для меня трудятся ювелиры Картье, не для меня маленькие изысканные магазины Фобур Сен Оноре».

«Но у вас есть свои курорты, свои ювелиры», — спорил я. «С вашими им не равняться», — твёрдо ответил он. «Директор моего ранга в мире Людей получает, может быть, пять миллионов долларов в год, как Якокка. А мне дают на семечки!»

Лисы тоже были недовольны своим уделом. «Мы вынуждены жить рядом с Лошадьми, — сказал мне Лис, — мы, с нашим образованием, и эти грубые твари — мы живём в одинаковых квартирах, и наши дети учатся вместе». Еноты гордились тем, что они высоко ценятся на Западе. Один Енот вытащил из кармана и показал мне рекламный проспект шведской меховой компании с текстом: «Нет ничего лучше енота!» «Вот видите, — сказал он, — мы могли бы жить в Беверли Хиллс, а не в несчастных трущобах Фермы, где всё нам так чуждо, так немило! — он перешёл на полушёпот, — Знаете, моя тётушка уехала в Америку и попала в гардероб самой Нэнси Рейган!»

Как я узнал потом, Еноты занимали высокое положение в закрытом мире Фермы, где они считались — на основании шведской рекламы — почти что иностранцами и вообще «тонкими штучками». Поэтому Лисы и Свиньи, желая блеснуть нездешним лоском, имитировали Енотов.

«Семьдесят лет назад Отцы-Основатели Фермы порвали все связи с Миром Людей, — сказала Линда, — и с тех пор мы влачим жалкое существование. А как прекрасна жизнь в Большом Мире! Однажды меня послали на Выставку Свиней в Монреале. Ведь, знаете, мой отец — знатный Боров! Как это было не похоже на нашу серую унылую жизнь! Мы жили в позолоченных хлевах, нас купали в огромных ваннах, как актрис Голливуда, и давали настоящую жареную картошку от Макдоналдс. Люди нас фотографировали, давали нам сласти, медали, подарки», — и Линда показала мне номер Life, где под заголовком «Свиньи из-за колючей проволоки» можно было увидеть её фотографию.

«Когда я вернулась на Ферму, у меня всё отобрали и запретили рассказывать о моей поездке в Канаду. Наши боссы не хотят, чтобы Животные поняли, как на самом деле можно жить. Они талдычат с утра до ночи, что Люди нас съедят, пошлют на бойню, рассказывают страшные сказки, которыми впору детей пугать. Конечно, люди ездят верхом на Конях и доят Коров, но ведь и мы это делаем. Никто из нас не верит страшным россказням. Да что там — посмотрите вокруг! Разве можно так жить, без кока-колы, без пиццы, без Диора, без всего того, что прекрасно в жизни?»

«Так жить нельзя!» — хором воскликнули Животные и навалились на мой виски. — «Научите нас, о Человек, как освободиться от Правящих Свиней и присоединиться к Человечеству, зажить одним Человеческим общежитием!»

Я оказался в трудном положении. Их энтузиазм и стремление к людям заражали и восхищали, но и удивляли безудержным оптимизмом. Я пробурчал что-то о свиных отбивных. Линда глянула на меня с презреньем: «Я могла бы догадаться и раньше — если вас пригласили на Ферму, значит, вы обещали поддерживать пропаганду председателя Роттена! Вы не похожи на мистера Джонсона!»

«Кто такой м-р Джонсон?» — спросил я.

«М-р Джонсон — это я», — ответил высокий, светловолосый человек в элегантном сером костюме, который вошёл в мой номер, не постучавшись. Линда и другие представительницы женского пола бросились обнимать его.

«Милый м-р Джонсон! — захрюкали они, — вы вернулись! Вы не забыли обещанные подарки?»

«Нет, не забыл! Вот тебе Мальборо, Линда, Вот Кристиан Диор для вас, Стинки, Ив СенЛорен для тебя, Макс, джинсы для тебя, Роза…»

Так я впервые увидел м-ра Джонсона IV Младшего, наследника огромного Ранчо Джонсонов, которое находилось к западу от Фермы. В то время хозяином Ранчо был отец моего незваного гостя, м-р Джеймисон Джонсон III. Молодой м-р Джонсон регулярно наезжал на Ферму, где он покупал излишки их сельскохозяйственной продукции и привозил взамен предметы роскоши из Мира Людей. Хотя Ферма обеспечивала себя всем необходимым, она не производила предметы роскоши, которые ценят привилегированные классы. Доходы Фермы от торговли были невелики. С времён Основателей повелось, что Животные могут есть сколько хотят (т. е. много) и работать сколько хотят (т. е. мало). Поэтому Ферма производила мало излишков, и их с трудом хватало на приличный уровень жизни для председателя Роттена и его помощников. Энергичной молодёжи — Линде и её друзьям — приходилось рассчитывать только на подарки м-ра Джонсона, чтобы удовлетворить свою тягу к иноземному товару.

На другой день м-р Джонсон рассказал мне за обедом, что его отец всегда мечтал прибрать себе земли Фермы. Ферма могла бы приносить хороший доход, если её модернизировать и отказаться от благоглупостей, учреждённых Отцами-Основателями. Требовалось отделить телят от коров, продавать больше молока, заставить Животных работать, как надо, продавать мясо и шкуры, короче, превратить сонное и отсталое Царство Зверей в передовую Ферму.

Но не только желание заработать двигало Джонсоном-старшим. «На Ферме Животные не подвластны людям, а это кощунство и Богохульство», — говорил он, — «и дурной пример моим коровам и лошадям». Его беспокоило, что на многих фермах графства среди Лошадей и Коров распространялся Культ Фермы Животных. Поэтому м-р Джонсон не считал деньги в своей борьбе за умы и сердца обитателей Фермы. Он напечатал за свой счёт и распространил твой, Джордж, рассказ о революции на Ферме. Он помогал потравщикам и браконьерам делать набеги на Ферму, а в последние годы оборудовал маленькую телестанцию. Она показывала роскошную жизнь призовых лошадей и коров у Джонсона и рассказывала о лишениях и бедствиях на Ферме Животных. Любое животное, которому удалось удрать из-за колючей проволоки Фермы, удостаивалось замечательного приёма и отборного овса у Джонсона.

Животные Фермы плохо знали Мир Людей. Отцы-Основатели были учениками Платона и моделировали свою Республику Животных по греческому идеалу Утопии: никто из жителей Утопии не мог выехать, разве что на Олимпиаду. А попросту, на счету Фермы было мало денег, и выезжать за её пределы могли только «более равные животные» вроде Стинки.