Походы викингов - Андерс Магнус Стриннгольм

Когда сын его, Асбьерн, вступил во владение наследством, он держался отцовского обычая. В один год был сильный неурожай; несмотря на то, Асбьерн продолжал пиры по-прежнему, потому что у него оставалось еще старой пшеницы от прошлых годов. Другой год был такой же неурожайный: Сигрид, мать Асбьерна, хотела, чтобы некоторые пиры были отложены. Асбьерн не согласился; осенью поехал к знакомым, закупил, где было можно, пшеницы, от некоторых получил в подарок. Но и на третий год жатва была очень плоха.

В то же время пришло известие с юга страны, что король Олаф Дигре запретил вывозить оттуда на север пшеницу, солод и муку. Сигрид советовала убавить домашней челяди. Но Асбьерн продолжал жить по-прежнему. У него было прекрасное судно такой величины, что могло плавать в открытом море с парусами из полосатой ткани. Он спустил его в море, взял с собой двадцать человек домашних и поплыл к югу.

В южной Норвегии лежит остров, называвшийся в древности Кормт, ныне Кармен. Там находилось обширное и прекрасное королевское поместье, Эгвальдснес. Им владел королевский фогт, Торир Тюлень: он был незнатного рода, однако ж деятелен, с хорошим даром слова, охотник пощеголять пышным нарядом, хвастун на словах, сверх того ловкий наглец и умел извлекать для себя пользу из этих качеств, с тех пор как несколько упал во мнении короля.

Асбьерн приплыл к острову вечером, пристал к королевскому двору, накрыл свой корабль палаткой и переночевал там. Торир Тюлень спросил его, куда он намерен ехать. «У нас на севере, — отвечал Асбьерн, — большой недостаток в пшенице, а нам рассказывали, что здесь славный был урожай: не продашь ли нам, поселянин, пшеницы? Вижу здесь огромные скирды, для нас же будет легче не ездить дальше». — «А вот я сделаю для вас облегчение, — сказал Торир, — такое, что тебе не надобно будет ни ездить дальше, ни рыскать здесь в Рогаланде за покупкой пшеницы; скажу тебе, что ты не достанешь ее ни здесь, ни в другом месте, потому что король запретил продавать ее для вывоза на север. Воротись назад, халогаландец: это будет всего лучше».

Асбьерн и его люди сняли палатку, вышли в море, поплыли к югу и к вечеру прибыли на Ядер, где жил дядя Асбьерна, Эрлинг Скьяльгсон. Он ласково принял племяннка, очень обрадовался его приезду, посадил возле себя и спрашивал, что нового на севере. Когда Асбьерн подробно рассказал обо всем, даже о цели своей поездки, Эрлит сказал: «Плохо, что король запретил продавать пшеницу отсюда: не знаю, кто бы отважился здесь нарушить королевский приказ, а самому мне надобно остерегаться как нибудь прогневить короля, потому что многим хочется поссорить меня с ним».

Асбьерн слушал его с удивлением и, помолчав несколько минут, сказал: «Правда узнается поздно: в детстве мне рассказывали, что моя мать свободного происхождения во всех родовых коленах и что Эрлинг Сола самый лучший из ее родных; ну а теперь от тебя самого слышу, что ты не так свободен от королевских рабов на Ядере и не можешь располагать своей пшеницей, как хочешь». Эрлинг посмотрел на него, усмехнулся и отвечал: «Вы, жители Халогаландии не столько знаете про королевскую власть, сколько мы. Хорошо тебе хвастать-то дома, племянник! В хвастовстве-то ты не выродок из семьи. Попьем-ка сначала, а завтра посмотрим, что можно посоветовать в твоей беде». Так они и сделали и пропировали до вечера. Утром разговорились опять: «Я думал о твоей покупке, племянник, — сказал Эрлинг. — Все ли равно для тебя, у кого бы ты ни купил?» Асбьерн отвечал, что все равно, лишь бы купить у законного владельца. Эрлинг намекнул, что по его мнению, у рабов его найдется пшеницы, сколько нужно племяннику, а они не под одними законами с нашими. С рабами в торге сошлись. Асбьерн нагрузил корабль пшеницей и солодом, получил от дяди подарки на прощанье, с попутным ветром поплыл домой и в первый вечер пристал к Эгвальдснесу.

Королевский фогт Торир Тюлень собрал в ночи шестьдесят человек и утром сошел с ними к Асбьернову кораблю и сильно напустился на Эрлинга за пренебрежение королевского приказа и велел Асбьерну выйти с людьми на берег: в противном случае грозил побросать их за борт корабля. «Мы не хотим, — он говорил, — чтобы вы мешали нам, когда станем выгружать корабль». Асбьерн принужден был уступить силе. Когда выгрузка закончилась, он начал прохаживаться по кораблю и, посмотрев на парус, сказал: «Славные паруса у этих халогаландцев! Возьмите парус нашего перевозного судна да отдайте им: для них он довольно хорош, потому что поплывут они с порожним кораблем». Это было исполнено: парусами обменялись.

Асбьерн, вернувшись домой с таким успехом в деле, не давал зимой пиров, не навещал и родни. Его поездка стала известной: о ней ходили разные смешные толки. Асбьерн сдерживал досаду, сидел все дома и ждал весны. Дождавшись ее, он спустил в море свой длинный корабль: это была шнека с двадцатью лавками для гребцов. Снарядивши корабль, он собрал домашних, пригласил друзей и вскоре имел 90 человек вооруженных. Он отчалил от берега, держал путь к югу и на пятый день Пасхи решил пристать к острову Кормту.

Он вышел на берег один, чтобы высмотреть случаи. С высоты можно было видеть королевский двор: Асбьерн заметил, что в Эгвальдснес шло и ехало много народа сухим путем и водою. Он отправился ко двору и вошел на кухню, где прислуга готовила кушанье. Из разговоров ее он узнал, что на остров приехал в гости король Олаф. Асбьерн вошел в королевский дом и остановился в передней комнате. Одни входили туда, другие выходили; никто не обращал на него внимания; двери в залу были отворены.

Король сидел за столом. Перед креслом его стоял Торир Тюлень. Асбьерн услышал, что он рассказывает длинную историю про случай, вышедший между ними, но во многом отступает от истины. Кто-то спросил, что было с Асбьерном, когда выгружали корабль. Торир отвечал, что он во время выгрузки казался спокойным, но, когда сняли парус, заплакал. До сих пор Асбьерн удерживался, но когда ему сделали такой обидный для северянина упрек, будто он плакал, быстро выхватил меч, бросился в комнату и поразил Торира. Удар пришелся в шею, голова фогта покатилась по столу к королю, туловище упало к ногам и скатерть залита была сверху донизу кровью. Асбьерна схватили, сковали.

В королевской дружине находился Скьяльг Эрлингсон, сын Эрлинга Скьяльгсона и двоюродный брат Асбьерна. Он встал, подошел к королю и предложил свои поместья за жизнь брата. «Разве это не уголовное преступление, сказал король, — если кто-нибудь нарушил спокойствие праздника Пасхи? Не таково ли и второе смертоубийство в королевском помещении? А третье, что мои ноги сделаны плахой?» Но Скьяльг старался убедить короля взять пеню по старинному обычаю. Король, в благородном сожалении своего долга, отказал: «Хотя я и держу тебя, Скьяльг, в большой чести, — промолвил он, — однако ж не нарушу для тебя закона и не унижу королевского сана».

Скьяльг повернулся и вышел из комнаты; за ним пошли 12 человек его свиты. Был уже поздний вечер. Скьяльг поспешил со своими людьми на корабль; после усильной работы веслами целую ночь на рассвете они прибыли в Ядерн. Только что вышел на берег, Скьяльг побежал на отцовский двор и с такой силой стал ломиться в ворота, что гвозди в них не выдержали; все всполошились в доме,

Эрлинг вскочил с постели, схватил меч и щит, побежал к воротам и спрашивал, что там за буян такой. Узнав голос брата, он продолжал: «Это так на тебя похоже — поднимать такую безумную возню». — «Пожалуй думай, — сказал Скьяльг, — что я сильно вожусь: брат мой, Асбьерн, не называл бы этого возней там, где сидит он в оковах, отсюда к Северу, в Эгвальдснесе. Славно бы было поехать туда и пособить ему». Отец и сыновья обдумали, что им делать.