Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин

Ну все, сейчас я ее догоню. Осталось несколько метров, и…

Эй, куда же ты, гад?!.

«Кеворкова» сворачивает в сторону от асфальтированной дорожки между домами. Туда, где сходятся углами два здания.

Ну, это ты зря, бывшая подружка… Здесь — тупик.

Дома стоят почти впритык друг к другу, между ними есть лишь узкая щель (руки бы отбить строителям за такую работу — нельзя, что ли, было получше рассчитать?!), пролезть в которую, по-моему, нельзя даже кошке.

Однако вблизи обнаруживается, что ширина щели составляет около двадцати сантиметров и в нее может пролезть не только кошка, но и пятилетняя девочка. Особенно такая худенькая, как Ирка…

А мальчика — тоже пятилетнего, но более упитанного — щель отказывается пропускать наотрез.

Проклятье!

Между тем голубое платьице по ту сторону прохода между домами поворачивает влево и исчезает из поля зрения.

Ну что, самоуверенный болван, допрыгался?!.. О том, чтобы обежать дом по всему периметру, нечего и думать. Потеряешь напрасно время, а Дюпон уйдет. И, возможно, — вообще из этого города…

Стиснув зубы, скидываю с себя лишнюю одежду. А именно — штаны. С верхней части тела снимать нечего, кроме кожи.

Нет, бесполезно… Ребра все равно упираются в шершавый грубый бетон, и даже попытка втянуть в себя живот оказывается напрасной.

Но другого выхода нет.

Успокоились. Глубокий вдох. Закрыть глаза, закусить губу — и вдавливаться в щель так, словно хочешь раздвинуть громады зданий своим маленьким слабым тельцем!..

Но учти: если ты тут окончательно застрянешь, то извлечь тебя из бетонного капкана будет непросто даже Службе Спасения со всей ее спецтехникой.

У-уф!.. Ну наконец-то!..

Сжалившись надо мной, щель, как лоно гигантской каменной роженицы, стремящейся дать жизнь своему чаду, пропускает меня через себя, но в качестве платы за это на неровных гранях бетонных плит остаются клочки моей кожи и кровяные полосы.

Бока жжет так, будто их облили керосином и подожгли, по ребрам течет кровь, но, стараясь не обращать внимания на боль, я впрыгиваю в штаны и возобновляю погоню.

— Что с тобой случилось, малыш? — сочувственно искажается лицо первой же попавшейся мне женщины. — Где это тебя так угораздило?.. Ты же весь в крови!.. Да остановись же!

— Тетенька, — говорю я, остановившись, но на всякий случай предпочитая соблюдать дистанцию между собой и этой доброхоткой, — вы не бойтесь, я в порядке… А вы не видели, тут девочка в синем платье не пробегала?

— А как же? Видела!

— И куда она побежала? — переведя дух, спрашиваю я.

Под ложечкой — словно кол вбит.

— Да вон в тот подъезд забежала! — Женщина показывает на металлические двери под навесиком на противоположной стороне двора. — Тоже неслась как угорелая… А что случилось-то у вас? Что вы сегодня бегаете, как будто за вами кто-то гонится? Ты далеко отсюда живешь? Пошли, я отведу тебя домой к матери, тебе надо срочно сделать повязку…

— Нет-нет. я сам дойду, — хрипло говорю я.

И, не давая женщине вновь раскрыть рот, прошу:

— Вы лучше вот что сделайте: позвоните, пожалуйста, в ОБЕЗ. И попросите их срочно выслать сюда группу захвата. Скажите, что звоните по поручению Сабурова… — На секунду задумываюсь. Вряд ли фамилия «Сабуров» что-то скажет местным обезовцам, еще подумают, что их разыгрывает какой-нибудь хулиганствующий шутник. Что же придумать? Может, вот это? — И еще скажите, что Дюпон — это Кеворкова из сто пятого детсада!.. Запомнили? Дюпон — это Кеворкова!..

И, оставив женщину стоять с открытым ртом, я устремляюсь к указанному подъезду.

Надеюсь, в дейском ОБЕЗе есть представители группы «эр», а им-то кодовое слово «Дюпон» скажет многое. Конечно, если они поверят в сообщение какой-то тетки. И если она не сочтет мою просьбу бредом перегревшегося на солнце ребенка..

Двери подъезда, к счастью, не заперты ни кодом, ни дактилосканером. Даже простейший домофон отсутствует.

Все правильно, по закону всемирной справедливости. Должно же мне хоть в чем-то повезти после того героического протискивания в щель, наподобие мышонка Джерри из диснеевского мультика?! Ну и куда теперь?..

По крайней мере, ясно одно: лифтом пользоваться нельзя. Дюпон мог притаиться между этажами. Значит, придется устроить себе тренировку в восхождении по лестнице на двадцатый или даже на двадцать пятый этаж — снаружи не успел оценить, какой высоты здание.

Только вряд ли стоит надеяться, что таким образом мне удастся загнать своего противника в угол. Во-первых, он может улизнуть на лифте, который стоит где-то наверху. Во-вторых, неизвестно, почему Дюпон избрал именно этот подъезд — что, если именно тут живет Ира Кеворкова? Или кто-нибудь из ее родственников — бабушка, тетя, крестная, просто мамина знакомая?.. Не звонить же во все квартиры подряд: «Скажите, а Ира Кеворкова — у вас? Видите ли, она нужна мне, чтобы ответить на пару вопросов о конце света…»

И, наконец, в-третьих…

Меня словно жаром обдает, и я ускоряю шаг, хотя бег по лестнице дается мне все труднее: пять лет — еще не тот возраст, когда можно скакать через несколько ступенек, особенно вверх.

Представь себя на месте Дюпона. Успешное бегство от меня ничего, в сущности, ему не даст. Стоит мне сообщить Раскрутке — и поисковая машина закрутится на полных оборотах. А уж найти человека, если известны его приметы и имя, не составит особого труда. Тем более если этот человек — пятилетняя девочка. Даже за то время, которое остается до «дня икс»…

Значит, сейчас Дюпону остается лишь покончить с собой. И он избрал самый надежный способ — прыжок с крыши. Наезд машины не гарантирует стопроцентной гибели: либо водитель успеет среагировать, либо травмы окажутся не смертельными… Зато при падении вниз головой с высоты почти пятидесяти метров да на голый асфальт или на бетонный козырек подъезда уход в пресловутый Иной Мир обеспечен…

Мысленно представляя себе, как в эту самую секунду девочка в синем платье заносит ногу над двадцатиэтажной пропастью, я из последних сил добираюсь до самой верхней лестничной площадки и с облегчением убеждаюсь, что интуиция меня не подвела: дверь, ведущая на крышу, приоткрыта.

Наверное, Дюпон заранее продумал возможные пути отхода. Специально проводил «рекогносцировку местности», как говорят военные. И этот подъезд, где выход на крышу никогда не закрывается, наверняка числился у него в резерве. На самый крайний случай…

Задыхаясь и скрипя зубами от боли в ободранной груди и окровавленных боках, я выскакиваю на плоский прямоугольник крыши — и резко останавливаюсь.

Дюпон действительно тут.

Но он не стоит на карнизе за чисто символическим ограждением в виде ржавой, давно не крашенной решетки.