Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин

На крыше раздается топот бегущих ног, и чей-то знакомый голос удивленно спрашивает:

— Что здесь происходит, Володя?

Откуда ни возьмись на крыше оказывается сразу десяток человек. Многих из них я вижу впервые. Из знакомых мне — только Астратов и Слегин.

Держа наготове парализаторы, они окружают джампер, явно не понимая, в чем дело. С их точки зрения, тут действительно сам черт не разберется. Дюпон в кабине им пока не виден, Гульченко для них — свой, я вроде бы тоже не чужой, но почему-то валяюсь, как живой труп, без движения.

— Ребята, — криво улыбаясь, разводит руками Гульченко. — Откуда вы взялись?

— Оттуда, — ухмыляется чернокожая малышка с грубоватыми интонациями Слегина. — Откуда все люди берутся..,

— Дежурный по городскому управлению сообщил, что ты спешно рванул разбираться по звонку какой-то женщины, — сообщает Астратов, убирая в кобуру свой парализатор. Остальные следуют его примеру. — В ее сообщении фигурировало кодовое словечко — Дюпон. И нам захотелось проверить, достоин ли ты лавров первооткрывателя. Хорошо, что у нас на такой случай был припасен сверхзвуковой аэр! Пятнадцать минут — и мы у вас!.. В Центре перехвата ребята четко сработали — дали со спутника наводку прямиком на твой джампер… Правда, по городу пришлось добираться, как всем нормальным людям, — на машинах. Иначе жители в округе остались бы без стекол… Это я так, к слову.

Гульченко молчит.

Тем временем Слегин и еще кто-то из «раскрутчиков» подходят ко мне. и Булат издает удивленный свист, увидев иголку в моей ноге.

— Что это вы здесь не поделили с Ле… с мальчишкой? — спрашивает он у Гульченко и выдергивает иглу из той деревяшки, в которую превращена моя нога. — Зачем ты стрелял в него?

Предатель бледнеет, но проявляет недюжинную изобретательность.

— В том-то и дело! — возбужденно восклицает он. — Я поймал его, ребята!.. Именно он и был Дюпоном! С самого начала!.. Я всегда подозревал, что он — не тот, за кого себя выдает! А сегодня он выдал себя и котел удрать… Ну, я — за ним, а он с крыши собрался сигануть, сука! Пришлось остановить его…

— Саша — Дюпон?! — резко поднимает голову Слегин. — Да ты что, Володь, сдурел, что ли? Он же…

— Постой, постой. Булат. — останавливает его Астратов. — В самом деле… Вспомни, почему мы доверялись ему. Потому что его якобы опознал Шепотин. А что, если Дюпону перед смертью удалось выкачать из Сабурова всю подноготную и после реинкарнации он воспользовался этой информацией? Если так, то он рассчитал очень точно… У нас не было от него никаких тайн — зато он знал все о наших планах! Мы сбивались с ног — а он, наверное, посмеивался втихомолку над нами!..

Что за бред ты несешь, гражданин начальник?!. Эх, жалко, что сейчас язык меня не слушается, а то я сказал бы тебе пару ласковых!., А этот мерзавец-двурушник на что надеется? Не пройдет и часа, как я смогу говорить, а еще через несколько секунд ему придется объясняться и по поводу парализованной девчонки в кабине джампера.

— Нет, здесь что-то не так, — задумчиво говорит Слегин. — Лично я готов дать голову на отсечение, что это был действительно Лен. Одно из двух: либо ты, Володя, ошибся, либо…

Гульченко сокрушенно вздыхает и отворачивается, всем своим видом демонстрируя немое возмущение: мол, ну и скептики же вы, если отказываетесь принять очевидную истину!..

А потом сбивает ударом в лицо одного из стоящих вокруг обезовцев и прыгает в кабину джампера, турбина которого бесшумно работала все это время в режиме «стенд-бай». Через открытую дверцу мне видно, как он судорожно дергает рычаги. Едва не спалив людей на крыше раскаленной струей выхлопа, крылатая машина прыгает вверх, как гигантский кузнечик, на добрый десяток метров и на секунду зависает в воздухе, чтобы ринуться прочь на максимальной скорости.

Кто-то из обезовцев матерится, кто-то в отчаянии палит по джамперу из парализатора, а Астратов принимается отдавать отрывистые распоряжения по коммуникатору. Про меня, естественно, все в этой сутолоке забывают, и мне ничего не остается, кроме как валяться чугунной болванкой, наблюдая, как в замедленной киносъемке, за бело-голубой машиной, почти сливающейся с синим небом…

Мысли мои ползают еле-еле, словно их тоже заморозили парализантом.

Догнать Гульченко вряд ли удастся. Сейчас он включит форсаж и скроется, а потом бросит джампер где-нибудь подальше от города — и ищи-свищи его потом по всем закоулкам Сообщества. По сравнению с обычными преступниками у него есть одно большое преимущество: он знает все приемы охоты…

И тут джампер взрывается.

Его бронированный корпус окрашивается вспышкой яркого пламени и разлетается на куски, и взрывная волна разбрасывает обезовцев по крыше, лишь чудом никого не сбросив вниз, и меня проволакивает голой спиной по бетонной плите, но мне ничуть не больно, а потом с высоты прямо на нас сыплются чадящие обломки, а все то, что осталось от джампера, Гульченко и девочки в синем платьице, рушится куда-то вниз между домами, и я еще успеваю испугаться, не накроет ли прохожих горящая бесформенная масса, как следует второй взрыв, чуть слабее предыдущего, и волна удушливого дыма выплескивается над краем крыши, пачкая безоблачное небо…

* * *

— Ты сам-то ему веришь? — спрашивает Астратов у Слеги на.

Тот молча пожимает плечами и отворачивается.

— Видишь, Лен, — говорит Астратов мне. — Булат не верит… Сказать по правде, я — тоже… Слишком уж все это фантастично.

— А вы — реалисты, да? — говорю я. — Прожженные, махровые реалисты, которые доверяют только фактам… Хорошо. Допустим, Дюпон пудрил мне мозги насчет Иного Мира и его взаимосвязи с нашим… Но он не должен был врать про свое «завещание». Я ведь уже был трупом для него! Да и что нам остается делать, кроме как поверить в это?..

Наш разговор опять протекает в больничной палате — как и тогда, две недели назад… Но уже не во Взрослом Доме, а в специализированной детской клинике. Условия, впрочем, для меня созданы особые: отдельный бокс, до отвращения внимательные врачи и обслуживающий персонал, который, как я подозреваю, на три четверти состоит из штатных сотрудниц ОБЕЗа.

Собственно, особой необходимости в госпитализации не было. Пагубные последствия «заморозки» для моего детского организма давно устранены, и теперь медикам остается лишь колдовать над многочисленными ссадинами, царапинами и ожогами на моем торсе. В остальном я — в полном порядке. Однако меня продолжают держать здесь — подозреваю, не столько ради лечения, сколько для того, чтобы Астратов и Слегин могли беспрепятственно посещать меня. И еще чтобы оградить меня от Татьяны и Виктора Королевых. Им наверняка сказали, что в реанимацию не допускаются даже родители. Конечно, будь на их месте влиятельные особы, этот номер у Астратова не прошел бы. У1Ры подняли бы такой шум!.. А Королевы — люди рядовые, им жаловаться некуда…