"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

Оба помолчали, оглядывая друг друга. Боец был младше Николая лет на десять, но похож телосложением.

– 8-я дивизия, это кто?

– 8-я Гвардейская имени Панфилова, Северная группа Вооруженных сил Киргизии, – спокойно объяснил боец. Лычки вроде бы соответствовали званию младшего сержанта, но это было догадкой. Николай понятия не имел, как это называется у киргизов. Может, какой-нибудь «младший бей взвода». Может, «мурза отделения».

– Ты не похож на киргиза. И остальные не особо похожи.

– Так я и не киргиз. Я русский. У нас процентов восемьдесят русские в роте. Потому что элита. И дивизия – элита. Хотя киргизы, знаешь, такие здоровяки бывают, даже удивительно.

– А Киргизия вообще при чем? – довольно тупо спросил Николай. Ему снова начало казаться, что все бред. Возможно, он даже вообще уже умер.

– Так нас уже три недели как влили в состав Западного фронта. Мы с самого, можно сказать, начала прямо на острие.

– На острие чего?

На этот раз замолчал боец. Потом спросил, очень осторожно:

– Товарищ лейтенант. А вы как вообще?

– Вообще хреново, – честно и с глубоким чувством ответил Николай. – Давно уже. Бригаду разбили, в которой я служил. Причем почти что всухую разбили, между прочим. Мы вышли, немного нас и тогда было… Потом отряд, и долго мы держались. Минимум один раз вчистую нас восстановили, но потом мы переборщили со своей активностью. А может, и правильно, но… Отряд-то погиб. А потом и почти что последние бойцы мои погибли, вместе с вашим вон товарищем… И молодые погибли, и старик погиб. Если бы я их…

Он пожал плечами и снова задумался. По поселку бродили люди: догорающий дом уже не давал много света, и было не разглядеть, кто они. Но вроде бы не враги. Иначе все было бы по-другому. Радикально.

– Мы когда Пермь взяли… – сказал боец, и Николай вновь посмотрел на него с недоверием. – Ну, не мы… 23-й и 30-й полки, мы уж под конец подошли… Так там такое было, что… В общем, как раз после Перми нас и стали уже официально считать в составе вашего Западного фронта. Уже перестали говорить, что мы Северная группа. Потому что какая же мы северная, если… Хотя, черт, как раз здесь и север.

Боец сам засмеялся, потом махнул рукой и снова согнулся, продолжив выгребать землю с камнями из очередного окопа.

– Плечо покажи, – глухо попросил Николай.

– Что?

– Я говорил, что я медик?

– Говорил.

– Покажи плечо. Да и вообще оба.

Парень покрутил головой влево-вправо. Может быть, искал взглядом кого-то из своих. Но рядом были только бывшие партизаны. И двое младших, включая снайпершу, смотрели на своего офицера с непонятным ему ожиданием и напряжением. Ждали чего-то.

Боец пожал плечами, оставил лопату и аккуратно положил ее перед собой, рядом с автоматом, бронежилетом, сферой, разгрузкой. Разогнулся, поведя руками влево и вправо, расстегнул гимнастерку, сероватую от несколько раз пропитавшей ее пыли с потом. Вытянул полы из-под ремня, снял полностью. Николай тоже с кряхтением поднялся, сделал два шага, остановился вплотную.

– Чтоб я знал, – довольно слышно ответил за спиной Костя на заданный ему кем-то шепотом вопрос. – Почти всегда он так.

Николай только хмыкнул. Проверил левое плечо, потом, на всякий случай, и правое тоже. Разило от бойца, как от козла, ясное дело. Сколько он не мылся? Сколько не менял майку и гимнастерку? Сколько вообще не снимал свой бронежилет?

– Одевайся, – произнес он привычное за столько лет слово, и сам себе усмехнулся.

– Ну? Чего там?

– Свой.

– В смысле?

– В смысле, рожденный в СНГ. А не еще где-то. Всегда есть этот шрамик: маленький, беленький. Редко бывает, что нету, – прививку сделали, но не появился. Это самая простая проверка, всем доступная. Когда тебе играют спектакль «Ой, я русский, но я не знаю, кто был последний чемпион по футболу и сколько стоил нарезной батон в магазине… Потому что я русский из Казахстана», например, – я всегда проверяю. Так путешественников во времени в Средние века ловили бы. И еще по следу от часов на запястье у каждого.

Все машинально потрогали себя за плечи, потом посмотрели на запястья, и он усмехнулся снова. Лица у бойцов остались напряженными, и было совершенно ясно, о чем они думают. Плох доктор головой. Неадекватен. Какая проверка после боя? Ну и пускай думают. Может, и правы.

Прошла пара местных: женщина с девочкой лет шести. Обменялись с остальными несколькими словами. Сам он даже не слушал, продолжал размышлять. Все казалось каким-то ненастоящим. Искусственным. Бой был настоящим, потери были самыми настоящими – уж это он осознавал. Бойцы были настоящими: что свои, что киргизы, как бы странно это ни выглядело. Техника… А вся ситуация в целом – странная до сюрреализма.

– Эй… Братцы… Товарищ лейтенант… Да смотрите же!

Он поднял голову от своей работы, с силой воткнул лопатку в землю, отряхнул руки. Оглядел почему-то сначала вскочившего на ноги чужого разведчика, потом своих: онемевшего Костю с киркомотыгой на плече, открывшего рот и так и застывшего Арсения, который на самом деле Арсен. Вику, бросившую лопатку и напряженно приникшую к оптическому прицелу своей старой винтовки.

Как уже говорилось, Николай думал, что после всего того, через что он прошел в своей жизни в целом и в последние полгода в частности, его ничто уже не сможет удивить. Жизнь раз за разом доказывала ему, что он не прав, но он продолжал так думать. До этого самого момента.

По плавному изгибу трассы «Кола», лежащему через полысевший лес, совершенно бесшумно издалека двигалась к ним колонна техники. Недлинная: машин на десять максимум. Несколько МТ-ЛБ, несколько БМП-1. Головную, оторвавшуюся от остальных метров на пятьдесят машину он безошибочно опознал как русский Т-90.

Командующий Западным фронтом генерал-лейтенант Лосев никогда не любил попов, считая их принципиальными дармоедами и лицемерами. В этом его позиция расходилась со стремлением государства кормить эту когорту как можно вкуснее, предоставлять им льготы, каких не было ни у одного тяжело работающего или служащего своей стране человека. Он понимал потребность семидесятилетних бабушек иметь надежду на что-то светлое, он понимал красоту церемоний и храмов как чего-то, что дает людям отвлечься, а некоторым даже заменяет водку. Отлично понимал смысл и, главное, значение слова «духовность». Но так никогда и не понимал, как государство могло делать такой мощный упор на весь этот роскошный бомонд, которым давно заменило для себя само понятие «православие». И машинально пересчитывал в уме построенные шикарные часовни и храмы на не принятые на вооружение перед войной самоходки, боевые катера, танковые роты. «Мерседесы» и «БМВ» под жирными задами служителей культа – на многие сотни грузовиков, которых ему не хватало тогда и отчаянно не хватает сейчас. А часы, отведенные в школах на «историю религий» – на равные им учебные часы физкультуры, начальной военной подготовки да и просто математики с физикой.