"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Чтобы ни разу больше, понял? Что бы там сверху ни приказывали.

– Так точно.

– Давай.

Начальник медицинской службы фронта имел звание полковника, хотя это было, наверное, неправильно. Он был помладше генерал-лейтенанта лет на семь минимум, но выглядел еще более усталым.

– Здравия желаю, товарищ Командующий…

– Садитесь, Сергей Сергеевич. Какие новости? Пять минут у вас.

– Не поверите, товарищ Командующий. Хорошие.

– Да ну? Снова с примерами?

– Абсолютно. Разрешите, я по порядку?

Пяти минут им не хватило. Разумеется. Потому, что медицинские новости сейчас были важнее, чем доклады и анализы моряков, и даже кого-то еще. Химиков, может быть. Часть данных, в том числе самых свежих, он уже имел от разведки, но интерпретация, анализ и прогноз специалиста – это всегда важно. Чертов поп, почти три минуты коту под хвост, да еще на войти-представиться-убраться…

– …Самым важным фактором я считаю текущую разноголосицу в оценке специалистами самого характера побочного эффекта заболевания. Подчеркиваю – собственно его характера, качества! Я обратил внимание на то, что слово «совесть» пока не выигрывает ни по числу упоминаний в обновляемых интернет-ресурсах, ни по суммарному импакт-фактору публикаций. Просто потому, что это очень уж странная концепция. Да и не полностью похоже, честно говоря. Очень серьезные специалисты считают, что это скорее «критичность». И это многое объясняет.

– Объясните и мне, пожалуйста, Сергей Сергеевич. Как неспециалисту.

– Товарищ Командующий, можно от себя?

– Давайте.

– Я вот сидел у вас в приемной и слушал все это вот… Когда его вон выталкивали… «Чудо, чудо божье!»

– И?

– Ну ведь правда же чудо. Сколько сотен километров в сутки мы проходим? И какой ценой? Да, с боями, но мы столько месяцев с боями едва-едва держали наш пятачок… Три с половиной тысячи километров на шестьсот… Мясорубка! Непрерывная, жуткая, уж я у себя наработался… А тут… Меня поражает, меня сражает просто насквозь число дезертиров, перебежчиков, покончивших с собой непосредственно в боевой обстановке военнослужащих у них, – и радикально иное их число у нас. И мы уверены в этих оценках, это не утка, это подтверждено всем, даже просто самим ходом боевых действий. Их вооруженные силы сейчас разрывает, ломает этим изнутри. Ровно этим: переломом в сознании! Нашим танкистам, и мотострелкам, и летчикам противостоит не та жуткая, непробиваемая машина, какую мы едва-едва сдерживали, уже понимая даже, что нам конец. Juggernaut[45], знаете такой термин? Сейчас ее нет! Сейчас они отступают сами! И ровно то же самое касается действий их СМИ, заявлений их политиков, всего вот этого, что по долгой-долгой цепочке отражается здесь, на поле боя, в соотношении наших сил.

Полковник Поггенполь перевел дыхание и поймал трезвый, оценивающий взгляд Лосева.

– Нет, не волнуйтесь, товарищ Командующий. Я не забыл свою специальность. Я к чему все это… Вы прекрасно знаете, что источник «русского парагриппа» со всей достоверностью установить так и не удалось. И вряд ли удастся. Но да, если это не божье провидение, то он русский. И лично мне кажется, что я понимаю, почему мы не столкнулись с этим вирусом раньше, хотя бы год назад. Когда эта невероятная пандемия, начнись она тогда, – просто предотвратила бы и войну, и наши жуткие людские потери.

– И почему же?

– Это будет мое мнение.

– Слушаю, слушаю.

– «Резко повышенная критичность». «Непродуктивная критичность» в некоторых формулировках. Как пусть не единственный, но, во всяком случае, точно один из важнейших компонентов воздействующего на психику побочного эффекта хронизации ОРВИ. Известного нам и миру как «русский парагрипп».

– Ну?

– Вы можете себе представить, вспомнить нашу с вами страну до войны? Каково было бы нашему правительству управлять страной, в которой столько людей абсолютно невосприимчивы ко всем видам государственной пропаганды? Которые полностью критично воспринимают все, что видят и слышат? Не отрицательно, а именно критично: четко понимая, что правда, а что нет?

Генерал-лейтенант представил. И согласно кивнул. Пусть это ненормальное осложнение проявляется далеко не у каждого переболевшего. И вовсе не каждый заболевает; меньше половины. Все равно этих процентов оказалось достаточно, чтобы если не полностью развалить фронт, то по крайней мере резко снизить боеспособность большинства подразделений противника. Очевидно, что на их тяжело больную страну, на Россию, этого хватило бы с лихвой: пример заразителен, страсть тоже заразительна. Вспомнилось старое слово «кликуши». Ох, было бы у нас их, начнись эпидемия годом раньше. Вдрызг бы разодрали страну. Всех бы депутатов перевешали на площадях, армию чиновников проредили бы зубами и когтями… Но залили бы страну кровью по шею, сожгли бы половину городов – и вот тогда пришли бы соседи. Готовые помогать. Имеющие и легальные обоснования, и моральные. Не испытывающие угрызений совести, никаких. И очень многие на самом деле встретили бы их как освободителей. Потому что очень уж было плохо дома – на чердаке и в подвале. При непрерывном косметическом ремонте государственного фасада. А потеряй государство контроль – стало бы еще хуже.

Так что, может, правильно, что вирус держали под замком. Явно не худший момент был для начала пандемии. Момент, когда свои уже накушались «международной помощи угнетенному русскому народу». Осознали, что такое настоящая оккупация ненавидящими тебя врагами и настоящий геноцид, а не тот, про который грузины и прибалты свои музеи строят… А потом те люди, на той стороне, они тоже осознали. Вдруг. Неожиданно. Благодаря невидимому глазом вирусу в клетках. Вот раньше не понимали, что погибшие миллионы иракцев и русских – это не признак победной поступи демократии, – а теперь вдруг поняли. Раньше не понимали, что сожженные ударами с моря и воздуха, и огнем с земли жилые дома, и школы, и больницы – это вовсе не самая обязательная основа принесения культуры варварам. Насаждения у них пусть и чуждых им, но истинных, общечеловеческих ценностей… Что разделка чужих граждан на органы, что продажа детей в чужие страны для разных интересных целей – это как-то не соответствует всем пафосным рассказам о подаренных правах человека. Вообще не соответствует. Ну да, они видели и слышали все это раньше. Видели мельком, слышали краем уха… Но не понимали, не доходило. В Ираке, Югославии, Ливии – всегда видели, и ни разу не доходило. А теперь вдруг русский вирус – и они так же «вдруг» поняли. Ужаснулись. Взвыли. Потому что сами-то граждане – нормальные. Не испытывающие ненависти к незнакомым им людям просто потому, что их убеждают с утра до вечера по всем каналам ввода информации: вот этих ненавидьте, они плохие, и нефть у них совершенно лишняя… А у граждан – свои собственные дети, и свои собственные дома. И вот они примерили все это на себя и осознали, какой же это кошмар… И почти сразу же начали догадываться, а потом и понимать. Ах, кто же, кто же во всем этом происходящем кошмаре виноват сейчас и кто был виноват в прошлые разы? Потому и пошла вразнос политика. Демарш и отставка президента и правительства Франции, демарш вспомнившей свое православие Греции, демарш никому не нужной ни с экономической, ни с военной точек зрения Венгрии. Два путча подряд в Германии и сразу после них еще один, очень мягко именуемый сейчас «вторичным парламентским кризисом». Не менее серьезный «парламентский кризис» в Японии, сопровождающийся, между прочим, подозрительно многочисленными смертями крупных политиков – до сих пор неизвестно, вызванных естественными причинами или нет. Но приведший, в любом случае, к развалу прочного союза с США и официально объявленной переориентацией на «строго региональные задачи». Впрочем, драться за наш Дальний Восток это японцам пока не помешало. Менее активно, чем раньше, потому что потери есть потери. А без взаимодействия с бывшими союзниками их более полувека ни с кем не воевавшие «Силы самообороны» оказались минимум «не первого сорта». «Не высшей лиги».