Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– У меня приказ – доставить вас как раз туда, куда вам надо. Но только вас одного, ваша охрана останется здесь.

– Я понимаю. – Талиг полковника был вполне приличен; отец, всю жизнь воевавший на севере, знал варитские языки много хуже. – Вы не должны мне верить, но я все-таки скажу. Вашим «кошкам» не о чем беспокоиться. Мы не склонны поднимать серые флаги по пустякам, но если делаем это, то честно и добропорядочно.

– Благодарю вас, – зачем-то сказал Чарльз.

Лауэншельд чуть наклонил голову, затем повернулся к своим и что-то коротко произнес. Командир егерей отдал честь и тронул своего конька.

– Мои люди останутся на опушке и не покинут ее до моего возвращения.

– Следуйте с нами.

Еще один наклон головы; маленькая лошадь, несущая большого человека, идет рядом с чалым. «Секира»… Кажется, это вроде талигойской «Охоты», придворным ее не получить, да и лицо у полковника совсем не придворное. Не из-за пересекающего щеку шрама, просто во дворцах таких лиц не найдешь, это Давенпорт понял еще в Олларии. Другое дело, что Савиньяки и Алва успешны и на паркете, и под пулями, такие, как этот Лауэншельд, – только в армии. В боевой армии, не в гвардии…

Тихо. Талигойцы молчат, не слышно даже драгуна – в присутствии монументального «медведя» стало как-то не до болтовни. Парламентер тоже ни единым намеком не выдает желания поговорить, потом замечает в придорожном кустарнике мундиры: Уилер с безопасного расстояния наблюдает за егерями и парламентерами. Он «фульгат», он должен.

– Я же говорил, – ворчит полковник. – С нашей стороны никакого предательства не будет. Но ваша осторожность понятна, я бы поступил так же.

И снова – лесная дорога и сонная одурь, что никак не желает проходить. Сон… Он сменил ярость и страх, горы отсыпаются, как отсыпаются солдаты после битвы, а крестьяне – после работы. На обочинах цветет ежевика, тянет колючие плети к тропе. Птицы спокойны, как и насекомые. Можно отдыхать.

– Капитан Давенпорт, я правильно понимаю, что вижу вашего командующего?

– Да. – С маршалом только Сэц-Алан, словно они не во вражеской стране, а на прогулке в Тарнике. Серый в яблоках Грато горделиво несет безупречного всадника. Кто-то все же озаботился послать гонца. Шлянгер или Уилер? А ты хорош – проспать всю дорогу, забыв о приказе!

Савиньяк небрежным и каким-то непривычным движением отпустил адъютанта и двинулся дальше один. Он был при всех регалиях, но почему-то без шляпы. Легкий ветер отбрасывал белокурые волосы назад, открывая правильное худое лицо. Чарльз покосился на гаунау. Тот, разумеется, и бровью не повел, но что-то неуловимо изменилось. Полковнику было не по себе, это чувствовалось, хотя внятно объяснить, в чем дело, Давенпорт не смог бы.

Чарльз со Шлянгером разом натянули поводья, но посланник был поручен Давенпорту.

– Господин фок Лауэншельд, командующий вас ждет.

Заминка, мгновенная, но заминка, затем горная лошадка двигается с места. Полковник скалой высится в седле, он напряжен до предела, а Грато уже замер перед перечеркнувшей тропинку тенью. Пара мгновений, и Лауэншельд остановил лошадь у той же темной полосы. Савиньяк резко и красиво вскинул голову, и Давенпорт вдруг вспомнил, что Леворукий у гаунау черноглаз. Маршал появился перед парламентером с непокрытой головой не случайно: это было даже не намеком – предупреждением. Иначе Проэмперадор Севера отослал бы Сэц-Алана правой рукой.

Эпинэ растерянно поднялся, приветствуя стройную даму средних лет в богатом дорожном платье. Он совсем забыл о графине Савиньяк, а та взяла и приехала. Подруга Жозины, которую он в последний раз видел перед Лаик…

– Сударыня, – с чего начать, Робер не представлял, – сударыня… Не бойтесь! Это Клем… моя крыса. Он ручной, я сейчас его уберу.

– Спасибо. Это необязательно. – Графиня сощурилась на попиравшего кипы прошений Клемента. – Я не раз имела дело с говорящими крысами, молчаливую как-нибудь переживу. Только не позволяй ей на меня залезать, я все-таки дама.

– Клемент первым не полезет. – На всякий случай Робер сгреб его крысейшество со стола и сунул за пазуху. – Не знаю, знаете ли вы… То есть сказали ли вам…

– Я видела траурные знамена. Теньент у заставы объяснил, что Катарина Ариго вчера умерла родами. Я велела сразу ехать к тебе. Сейчас не до этикета, вернее, не до этикета между нами. Ничего, если я не прижимаю тебя к груди? В последнее время я, как ты, без сомнения, слышал, не слишком женственна. И, с твоего разрешения, я сяду.

– Простите! – Тетка Маран и в самом деле сетовала, что графиня Савиньяк после смерти мужа стала груба и неженственна. Жозина пыталась защищать подругу, но мама никогда не умела спорить, зато Арлетта умела. «Эта маленькая Рафиано», – говорил дед и выходил к ней только в парадном мундире…

– Слишком дорого. Я о ценах на муку. – Гостья, все так же щурясь, разглядывала верхнюю из лежавших на столе бумаг. Вот теперь Робер вспомнил ее по-настоящему. Арлетта всех ставила в тупик, даже деда, который пытался ее не любить. – Чем я могу тебе помочь? Послы? Негоцианты? Письма?

– Послы. – Клемент рвался на волю, пришлось легонько щелкнуть по любопытному носу. Нос обиделся и исчез. – Я не дипломат. То есть я и не все остальное, в лучшем случае – полковник, но с военными я хотя бы разговаривать могу.

– Когда эта свора начнет соболезновать?

– Сегодня. В шесть часов пополудни… Но вы не в трауре.

– Мне есть в чем выйти, – отмахнулась женщина. – Фердинанд Оллар в последний раз позаботился о своих подданных. Даже герцогини не шьют двух больших траурных туалетов в одну весну. Не возражаешь, если я переоденусь в твоем особняке? На площадь Оленя мне уже не успеть.

– Я бы хотел, чтобы вы остановились здесь. – Пусть за стеной будет хоть кто-нибудь, кроме солдат! – Правда, я превратил дом в казарму…

– О да! – Графиня неожиданно улыбнулась. – Казарма – это именно то, что испугает женщину из дома Савиньяк. Разумеется, я остаюсь. Заниматься после бунта домом, даже если его не сожгли, такая морока.

Кошки б разодрали Никола с его великой Эпинэ, но что сделано, то сделано! Сэ сожжен, люди погибли с обеих сторон. Такие раны враз не залечишь.

– Я должен… Я должен извиниться за тех болванов, что сожгли Сэ. Мы возместим вам убытки…

Графиня думала иначе.

– Колиньяр возместит, – изрекла она. – Восстали больше из-за него, чем из-за тебя, а заниматься Сэ будут мои невестки. Должны же они у меня появиться… Ты не обратил внимания, как в последнее время болели послы? О том, что здесь творилось при Валме, я наслышана. Где, кстати, его собака?

– Там, где он ее оставил. Готти подстригли, он опять львиный. Сударыня, я должен вам сказать, что сестру… ее величество убили. Влюбленный дурак… Она отказала, может быть, резко. Дикон становился навязчив, а Катари не то чтобы болела, просто с женщинами…