Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории - Питер Акройд

Капская колония разбогатела при местном премьер-министре Сесиле Родсе после того, как в ней были открыты месторождения алмазов. Еще через 15 лет такую же роль в судьбе Трансвааля сыграло найденное там золото. Английские поселенцы устремились в Трансвааль, охваченные неуемной жаждой наживы, и вскоре составили большинство взрослого белого населения этой бурской республики, во главе которой стоял президент Пауль Крюгер. В Трансваале англичан, которых называли уитлендерами (чужестранцами), обложили 90-процентным налогом. Они выплачивали множество поспешно введенных податей, но никак не участвовали в управлении республикой и не имели равных прав с голландцами. Два враждующих белых племени столкнулись на территории, занятой гораздо более многочисленным чернокожим населением. Чем больше выгоды приносила добыча золота, тем быстрее нарастала напряженность.

В такой обстановке зародился план вторжения в Трансвааль и его захвата в пользу Британии. Леандер Старр Джеймсон прибыл на место с группой наемников, чтобы поднять восстание среди уитлендеров и других британских поселенцев. Пять сотен человек с шестью пулеметами «максим» вторглись в республику Крюгера, намереваясь принудить к повиновению людей, вооруженных только винтовками и Библией. Новости о вторжении дошли до бурского правительства в Претории в течение суток — захватчики не успели даже достигнуть своей первой цели, Йоханнесбурга, расположенного примерно в 34 милях (ок. 55 км). Рейд Джеймсона, происходивший в самом конце 1895 года, с самого начала преследовали неудачи. Буры окружили и взяли в плен Джеймсона вместе с остальными заговорщиками, а затем выслали их в Лондон для заслуженного наказания. Узнав о поражении англичан, кайзер Вильгельм послал Крюгеру поздравительную телеграмму. Британская пресса, в ярости от этого выпада Германии, запестрела заголовками: «Готовьтесь», «Англия еще покажет», «Руки прочь» и тому подобное. В мюзик-холлах звучал злободневный припев: «Мы этого не потерпим!» Однако своим ответом Германия преследовала определенную цель: ей нужно было подстегнуть собственное общественное мнение и оправдать усиление своей военно-морской мощи.

Рейд Джеймсона финансировали и направляли Альфред Бейт — магнат, сделавший состояние на алмазах, и сам Сесил Родс. Однако многие считали, что за набегом стоят британские политики из Уайтхолла, в первую очередь министр по делам колоний Джозеф Чемберлен. Солсбери как премьер-министра можно было заподозрить в том, что он знал об этом предприятии или даже принимал деятельное участие в его подготовке, но на самом деле он, похоже, имел крайне смутное представление о планах рейда.

Британский рейд, по всем признакам выглядевший как вторжение, не получил поддержки, а его осуждение со стороны мировой общественности лишь подчеркнуло, как это называли Артур Бэлфур и другие политики, «национальную изоляцию» Англии. После набега эта изоляция резко усилилась. Крюгер и Трансвааль стали героями дня, британцев бранили на все лады за недопустимое поведение, некомпетентность, слабость и особенно за попытку преступного заговора. Вполне вероятно, что Чемберлен и политики Уайтхолла все же поддерживали тесный контакт с Родсом и Бейтом. Во всяком случае, их повсеместно в этом изобличали.

Так выглядели предпосылки Второй Англо-бурской войны, продолжавшейся с 1899 по 1902 год. Кто-то был вполне готов к ней и рвался в бой. Ян Смэтс от имени буров заявил: «Наш народ, распространившийся по всей Южной Африке, должен получить крещение кровью и огнем, чтобы быть допущенным в круг великих народов мира». Изучив логистику набега Джеймсона, Крюгер понял, что его войско состояло в основном из добровольцев и плохо подходило для поставленной задачи. Он приступил к целенаправленному созданию в Трансваале полноценной армии. Оружие он закупал в Германии и других странах. Чемберлен сообщил Солсбери, что Трансвааль «имеет запас артиллерии, винтовок и всевозможных боеприпасов, которого хватило бы для оснащения европейской армии». Англичане скорее склонялись к примирению и назначили верховным комиссаром Южной Африки и губернатором Капской колонии Альфреда Милнера — фигуру более симпатичную, чем его предшественник. Впрочем, несмотря на это, он оставался английским империалистом и считал себя представителем высшей расы, которой самой судьбой предназначено править Южной Африкой.

Его убеждение подкрепила петиция 21 000 британских подданных, уитлендеров, просивших родину разобраться в запутанных делах Южной Африки. Милнер и Крюгер встретились в Блумфонтейне, чтобы попытаться уладить разногласия. Военный секретарь Милнера писал: «Конференция проходит довольно вяло… а между тем наши уитлендеры теряют терпение и вот-вот расстроят всю игру». Крюгер, суровый, как африканский бегемот, продолжал упорствовать. Милнер считал, что, приложив больше усилий, он все-таки сможет «довинтить» Крюгера. (По крайней мере, так это назвал Чемберлен. Возможно, в этот момент его мысли были заняты чем-то другим.) Английским военным в последнее время удалось добиться некоторых успехов. В начале сентября 1898 года Китченер уничтожил армию махдистов в Омдурмане, и через два дня британский и египетский флаги развевались над дворцом в Хартуме. Как минимум лично для Китченера это был шанс отомстить за смерть Гордона. За этой победой последовало успешное столкновение с французами в Фашоде: французы отплыли, чтобы избежать сражения. Все это воодушевляло военные власти, а затяжные переговоры между Крюгером и Милнером вызывали у них все больше нетерпения. Многие повторяли слова Сесила Родса, утверждавшего, что Крюгер «блефует, стоя перед жерлом пушки». Пишущие машинки английских журналистов раскалялись от все более горячих призывов к действию.

Развитию событий ненадолго помешала смерть Гладстона в 1898 году. Он вернулся в замок Хаварден, где принимал колониальных премьеров, приехавших в Англию на бриллиантовый юбилей королевы. В преклонном возрасте его заботило уже не столько самоуправление Ирландии, сколько засилье джингоизма, воцарившегося в прессе и мюзик-холлах и ставшего такой же частью улицы, как апельсиновые корки под ногами и праздничные флажки. По большому счету дела империи его никогда не интересовали. Он страдал невралгией тройничного нерва, вскоре перешедшей в рак. Он умер 19 мая 1898 года в возрасте 88 лет и — вполне в духе нового времени — был доставлен к месту погребения в Вестминстерском аббатстве поездом лондонской подземки. Некоторые считали его одним из последних препятствий на пути неуклонного прогресса государства, для других он был одним из последних памятников былого величия нации.

И вот настало время разоблачить блеф Крюгера. Он собрал «иностранную бригаду», в которую вошли военные из Ирландии, Африки, Германии и Пруссии. В ответ англичане привлекли силы со всех концов империи: австралийцев, канадцев, новозеландцев и индусов. «Для вмешательства имеются веские основания», — написал Милнер в официальной дипломатической ноте. Британцы превратились в белых илотов, бесправных уитлендеров. Когда британские полки выступили из Бомбея и Калькутты, Смэтс в своем секретном меморандуме заявил: «Южная Африка стоит на пороге ужасного кровопролития». Им предстояло либо потерпеть поражение и превратиться в презираемых изгоев, либо стать отважными основателями Объединенной Южной Африки. Солсбери написал в меморандуме: «Я убежден, что голландские лидеры Трансвааля, Оранжевого Свободного Государства и Капской колонии достигли взаимопонимания и согласились бросить все имеющиеся средства на восстановление голландского превосходства в Южной Африке. Если такова их точка зрения, война неизбежна, и нам лучше вступить в нее, пока мы не ссоримся ни с кем другим». За два месяца до этого он писал: «Я вижу, впереди нас ждут неизбежные и обширные военные действия — и все это ради людей, которых мы презираем, и территории, которая не принесет Англии ни прибыли, ни власти». Впрочем, для Солсбери это был вопрос не власти, а скорее престижа. Необходимо было выяснить, кого в Южной Африке можно называть «главным».