Хроники мёртвого моря - Александр Косарев

Опасность в самом прямом смысле уподобиться распадающимся в прах колонистам была до ужаса реальна, поскольку результаты катастрофического неприятия живых организмов вернувшихся на Землю из другого непонятного ему пространства были у него перед глазами. Разом позабыв своё явно несвоевременное намерение разжиться сувениром на память, Хромов со всех ног бросился к просыпающемуся посёлку. Но деревянные домики его только с сопки казались таким близкими и доступными. Тяжело перескакивая с камня на камень, одновременно придерживая тяжело бьющую ему по боку сумку, майор преодолел только половину пути относительно успешно. Но дальше и у него начались неприятности. Вначале страшно заболел желудок, а затем стало и вовсе перехватывать дыхание. Он несколько раз останавливался, пытаясь во время короткого отдыха как-то восстановиться, но вскоре сообразил, что этими паузами только отдаляет себя от спасения. Проклятая ноша давила просто нестерпимо и, почти теряя сознание от режущей живот боли, Илья кое-как затолкал её в небольшую расщелину между двумя завалившимися друг на друга каменными плитами. Это последние усилие лишило его как остатков сил, так и остатков самообладания. Неосознанно издавая жалобные протяжные звуки, отчасти похожие на стенания раненой кошки, он, уже не разбирая дороги, где на четвереньках, а где-то и ползком потащился к вожделенному человеческому жилью.

* * *

Произошедшие в дальнейшем с ним события вряд ли нужно описывать столь подробно, но об основных этапах его последующих приключений на Колыме, всё же необходимо упомянуть. Экспедиция, в составе которой числился без вести пропавший Хромов, давным-давно вернулась в Москву. И мало того, что его коллеги вернулись домой. Они, что вполне естественно для нормальных и ответственных людей, захватили с собой и все его личные вещи, рассчитывая по возвращению передать их семье бесследно исчезнувшего сотрудника. Однако, поскольку никаких следов этой самой семьи им обнаружить так и не удалось, то и вещи и документы были вскоре по возвращению экспедиции в Москву сданы в УВД Центрального округа столицы, где они были успешно похоронены в хранилище невостребованных вещественных доказательств.

Сам же Хромов, найденный поутру лежащим почти без признаков жизни у кучи выброшенной из котельной золы, был принят за мертвецки пьяного бродягу. Поскольку люди этой категории совсем не редко забредали в Индустриальный, то и относились к ним с привычным равнодушием. Да и разве могло быть иначе? Оборванный, залитый кровью человек, с уродливыми струпьями на руках и неопрятной бородой на лице, валяющийся к тому же в куче мусора… Спасло Илью только то, казалось бы совершенно незначительное обстоятельство, что от него не пахло спиртным. Не пахло абсолютно, что собственно и привлекло к нему внимание склонившейся над ним работницы столовой, шедшей с утра на работу. Приподняв голову жалобно хрипящего незнакомца, она тут же заметила текущую изо рта того коричневую пену, и почему-то вообразила, что тот чем-то отравился. Раздумывала повариха недолго. Поскольку уличных телефонов в посёлке не было, а расстояния, к счастью, были не велики, она, вместе с подоспевшим на помощь кочегаром, оттащила бедолагу в местный крохотный стационар. Других пациентов в тот день не случилось, и поэтому всё внимание единственного поселкового медика было полностью отдано Хромову, который то приходил в себя, то вновь терял сознание. Каких-либо особых инструментов и терапевтических возможностей у врача не было и он начал с самого простого и, как оказалось, с самого действенного – с хорошей, едва ли не ведёрной клизмы. Но лечение майора в относительно нормальных условиях продолжалось недолго, так как, оказавшись на краю страны без копейки денег, равно как и без каких-либо документов, он в принципе не мог долго находиться на свободе. Весть о появлении невесть откуда взявшегося окровавленного незнакомца быстро облетела горняцкий посёлок. Дошла она и до директора рудного управления, который не придумал ничего лучшего, как немедленно позвонить в омсукчанское отделение милиции. Финал звонка был известен заранее. Через сорок минут в Индустриальный примчался дежурный наряд, и всё ещё плохо ориентирующегося во времени и пространстве Илью, видом своим действительно напоминающего долго скитавшегося «бомжа», без долгих разговоров отволокли для дальнейшего разбирательства в камеру предварительного заключения. Правда, и там он не задержался. К вечеру у него опять поднялась температура, начался неудержимый кровавый понос, и его срочно пришлось поместить в стационар.

Как потом подтвердила терапевт местной больницы Зинаида Алексеевна Крюкова, поступивший 26-го июля пациент дважды находился в кризисном состоянии, и только невероятно тренированный организм позволил ему выкарабкаться и остаться в живых. Пока, временами приходящий в сознание Илья преодолевал последствия изнурительного недомогания, начальник отделения капитан Свирко смог дозвониться по одному из написанных им во время краткого допроса телефонов. По счастью данный телефон находился в дежурной части ФСБ. А по удачному стечению обстоятельств, телефонограмму принял офицер, довольно хорошо знавший Хромова лично. Конечно, он не имел о его необычной командировке ни малейшего понятия, но то, что некий человек, из далёкого чукотского края назвал себя именно так, как звали его хорошего знакомого, заставило его действовать незамедлительно. Не прошло и двух суток, как к изголовью только-только очнувшегося от очередного периода забытья Ильи, подсел старший следователь магаданской прокуратуры. Сличив переданную по фототелеграфу фотографию Хромова с лежащим на койке измождённым и осунувшимся оригиналом, он, к своему искреннему удивлению, отметил их несомненное сходство. Заданные же им вопросы относительно биографии потерпевшего, и вовсе рассеяли последние сомнения. Поскольку личность, неизвестно откуда взявшегося офицера, была установлена однозначно, то далее в дело включился кадровый аппарат «Конторы». Служебная записка о нежданном воскрешении майора И.Ф. Хромова из мёртвых легла на стол генерала Пасько в 10 ч.18 мин. 10-го августа, а медицинский вертолёт с магаданского аэродрома поднялся уже на следующий день, в 08.35 по местному времени. В результате известного парадокса времени, особенно актуального из-за изрядной протяжённости нашей страны с востока на запад, Хромов оказался в Москве ещё до того, как Борис Евсеевич посчитал свой рабочий день законченным. Будучи твёрдо уверенным в том, что майор погиб при взрыве в шахте, либо был попросту задран в тайге диким зверем, генерал не поленился лично съездить в аэропорт Быково, чтобы взглянуть на столь необычного мистификатора. Дождавшись, когда с трапа спустили носилки, он не торопясь вышел из чёрной «Волги» и повелительным жестом остановил проходящих мимо санитаров. Он был человеком бывалым и многое повидавшим. Однако в тот раз, слегка наклонившись над носилками, он буквально остолбенел, увидев, хотя исхудавшее и сильно израненное, но столь знакомое ему лицо бесследно исчезнувшего полгода назад майора. И именно в этот момент, тот словно как по заказу, медленно открыл налитые кровью глаза. Некоторое время майор непонимающе оглядывался вокруг себя, но потом, с явным усилием сосредоточив взгляд на лице склонившегося над ним генерала, улыбнулся и еле слышно произнёс: – А-а, здравствуйте, Борис Евсеевич! Привет я Вам привёз…, от брата вашего… от Романа…

Пять долгих дней, помещённый сразу же по прибытию в отделение реанимации госпиталя ФСБ, что стоит в небольшом парке на Пехотной улице, Хромов пребывал в полной прострации. Дважды за это время в его палате появлялся сам Пасько. Обычно он некоторое время молча стоял метрах в двух от его постели, после чего молча, но с самым мрачным выражением на лице поворачивался к заведующему отделением реанимации.