Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

Он мог улыбаться в глаза, а на следующий день рассказать о тебе какую-нибудь пакость. Он был за гранью добра и зла. Я ему говорил в свое время: «Если тебя убьют, мне будет очень грустно. И не потому, что я тебя люблю (у нас не было даже дружбы), а потому, что в этом случае мы все что-то потеряем. Ты „украшал“ наш город, ты – уникальный, больше такого нет». Со мной он общался примерно так: «Я действительно тебя хотел убить, потому что ты – сволочь и негодяй, ты исковеркал всю мою жизнь. Все, что ты про меня написал, – неправда. – Потом он тут же сворачивал в другую сторону: – Но только твои выдающиеся способности, твой ум и талант отвратили меня от этого…» В одной фразе он умудрялся и обгадить тебя, и комплиментов наговорить, сплошное тра-та-та… И все уже свыклись с тем, что он такой… ходит, всем что-то про кого-то сообщает…

Да, он был любопытным человеком, был достаточно ярким человеком. Но он точно не был Робин Гудом, такие начала в нем отсутствовали напрочь… Но в любом случае, всегда грустно, когда кого-то убивают. Тем более с такой патологической ненавистью и настойчивостью.

Руслана Коляка похоронили на Смоленском кладбище в пятницу 15 августа, а в воскресенье недалеко от его могилы у самого входа на кладбище нашли самодельное взрывное устройство, начиненное полутора килограммами тротила. К взрывчатке прилагались два электродетонатора и промежуточный детонатор, два элемента питания к радиостанции «Виола» и светодиод, а также приемное устройство с антенной на базе радиостанции «Транспорт», с помощью которого СВУ можно было бы привести в действие на расстоянии. Говорят, что могла бы случиться трагедия, сравнимая с той, что произошла в свое время в Москве на Котляковском кладбище. Естественно, сразу возникла версия, что жертвой взрыва должен был стать кто-то из приехавших проститься с Русланом Коляком, но, поскольку на церемонии погребения присутствовали лишь немногочисленные родные Коляка, устройство не взорвалось. Кстати, на отпевании Руслана Артемьевича в Князь-Владимирском соборе из широко известных людей присутствовал, пожалуй, лишь Владимир Барсуков, да и тот по завершении обряда на кладбище не поехал… А вот столь почитаемый Коляком Александр Глебович Невзоров на похоронах своего бывшего помощника замечен не был.

* * *

По оценкам информированных наблюдателей, к середине 1998 года в Питере лишь десять процентов от общего количества крыш были чисто бандитскими, а процентов двадцать предоставляли бывшие и действующие сотрудники ГУВД, РУБОПа, ФСБ и других правоохранительных структур. Оставшиеся же семьдесят были крышами смешанными или комбинированными (иногда их еще называли полосатыми, черно-красными: черная масть – бандитская, красная – ментовская). В комбинированной крыше одни функции выполняют бандиты, а другие – сотрудники правоохранительных органов. В частности, бандитов в основном используют в тех ситуациях, где нужно оказать на кого-либо жесткое, вплоть до физического, воздействие. Но бандиты в основной своей массе – люди не очень хорошо образованные, и уж тем более они не обладают специальными профессиональными навыками. Они не могут, например, быстро и качественно осуществить розыск скрывающегося человека, в то время как для сотрудников криминальной милиции такая работа – привычное дело… С коммерческой точки зрения (соотнесенной с реалиями текущего момента) такие крыши наиболее эффективны.

Комбинированную крышу не стоит воспринимать примитивно – бандиты и менты вовсе не обязательно должны при этом дружить семьями и сидеть в одном офисе. Тем не менее с государственной точки зрения смешанная крыша страшна тем, что у бандитов и сотрудников правоохранительных органов оказывается общий источник финансирования. Проще говоря – общий бизнес. В такой ситуации, конечно, очень сложно говорить о реальной борьбе с организованной преступностью.

О смешанных и ментовских крышах в Питере стараются не говорить и не писать, но эта ситуация очень хорошо известна и бизнесменам, и самим правоохранительным органам. В качестве иллюстрации ко всему вышеизложенному можно привести следующий любопытный факт: в апреле 1998 года вынужден был уволиться по собственному желанию, при весьма скандальных обстоятельствах, первый заместитель начальника питерского РУБОПа. Его сняли на видеопленку «не в том месте и не с теми, с кем надо». Вскоре ушел в отставку и сам начальник РУБОПа, а еще одному его заместителю следственная бригада Генеральной прокуратуры предъявила обвинение в злоупотреблении служебным положением и направила в МВД представление об отстранении от занимаемой должности.

В ходе разбирательств по «рубоповскому делу» выплыли весьма неожиданные и более чем пикантные подробности. Оказалось, например, что в Петербурге можно было даже зарегистрировать коммерческую структуру по юридическому адресу: улица Чайковского, 30. То есть – по адресу особняка РУБОПа… Когда рыба гниет с головы, стоит ли удивляться тому, что стратегия борьбы с оргпреступностью не только не претворена в жизнь, но даже и не разработана.

* * *

Широкое распространение в Питере института красных и полосатых крыш не могло не привести к тому, что коммерческие интересы действующих сотрудников правоохранительных органов стали постоянно сталкиваться, а это обстоятельство, в свою очередь, спровоцировало настоящую войну между различными частями правоприменительной системы. Особенностью этой войны стало то, что ее никто открыто не объявлял, но в той или иной мере в нее оказались втянутыми представители практически всех подразделений имеющихся в Питере правоохранительных структур. При этом никакой четкой линии фронта, разделявшей враждующие стороны на ваших и наших, не было. Откуда ей было взяться, если все воевали со всеми? Более того, даже в одном и том же ведомстве у разных групп сотрудников зачастую не совпадали интересы.

Нельзя назвать точную дату начала этой войны, но условно, с оговорками, можно сказать, что боевые действия шли вовсю уже летом 1996 года, когда ряду высокопоставленных сотрудников питерского УБЭПа были предъявлены обвинения в совершении целого букета уголовных преступлений. Война эта не затихла и к лету 1998 года. Велась она сугубо по-милицейски: скрыто от общественности, через подставы, с использованием различных компроматов, которые позволяют организовывать служебные проверки и возбуждать уголовные дела. Фактура в этих уголовных делах, как правило, использовалась абсолютно реальная, беда лишь в том, что «сливающие» часто оказывались достойны такого же уголовного преследования, что и «слитые». Да и подлинная мотивировка «слива» – это отнюдь не пресечение преступной деятельности коллег, а всего лишь способ устранения конкурентов.

В ходе любой войны воюющие стороны оттачивают свое мастерство и умение, которые позже могут быть реализованы на свободном рынке. И действительно: где-то с середины 1990-х годов в бандитском мире Питера широко распространилась практика решения спорных вопросов и конфликтов не только через стрелки, терки, заказные ликвидации, взрывы и поджоги машин, офисов и квартир, но и путем «слива в мусарню» – противников, а также их бизнесменов. В частности, в питерских бандитских кругах почти в открытую говорили о том, что возбуждение в конце 1996 года уголовного дела в отношении Ефима состоялось не только благодаря мастерству оперативников из РУБОПа, но и потому, что у Ефимова возникли серьезные трения с некоторыми видными лидерами бандитского Петербурга. Это, конечно, вовсе не означает, что разрабатывавшим Фиму оперативникам засылали бабки. «Сливают» ведь когда как: когда всухую, а когда и со смазкой. Словом, все зависит от того, кому «сливают», от реальности фактуры и от личности самого объекта. Бандиты тоже не любят платить деньги за ту работу, которую охотно сделают и просто «за совесть». А Ефимов находился в зоне повышенного внимания РУБОПа давно. Вот только в этой организации у него имелись не только непримиримые противники, но и хорошие друзья.