Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз

— Говорю, нет!

— Но ты же разглядел в темноте его ложе!

— Так же ясно, как мы видим его дом!

— Я думал, ты так задержался, потому что беседуешь с ним! — разочарованно произнес Ханаш.

— Тебе легко говорить! Тебя там не было. Ты ждал снаружи.

— У тебя лихорадка! — забеспокоилась Аватеф. — Лучше лечь!

— Как же мне уснуть?

Он понимал, что она права — лоб у него горел, хотя голова не болела. Ханаш расстроился:

— Ты был в двух шагах от завещания и не заглянул в него!

Лицо Арафы исказилось болью.

— Как трудно было проникнуть туда. И все пошло прахом! — продолжал Ханаш.

— Да! — сказал Арафа и резко добавил: — Но я вынес урок, что мы можем рассчитывать только на собственное волшебство. Не думаешь ли ты, что я предпринял безумную вылазку в погоне за тем, что оказалось куда более неосуществимым, чем мы предполагали?

— Да. До тебя никто не считал эту книгу волшебной.

Арафа, казалось, возбудился еще сильнее, он не переставал размышлять:

— Опыт с бутылкой у нас получится скорее, чем вы думаете. Нам это понадобится, если придется защищаться!

— Если бы у тебя было такое волшебство, с помощью которого можно проникнуть в Большой Дом без особого риска!

— Возможности волшебства безграничны! — воодушевился Арафа. — Но сегодня в моих руках только пара лекарственных рецептов и бутылка, которой мы будем защищаться или использовать при нападении. А возможностей у волшебства столько, что и фантазии не хватит.

Аватеф рассердилась:

— Не надо было вообще думать об этой вылазке! Дед наш пребывает в другом мире. Даже если бы удалось с ним поговорить, все было бы бесполезно. Он уже не помнит ни об имуществе, ни об управляющем, ни о надсмотрщиках, ни о внуках, ни о нашей улице.

Арафа разозлился без видимой причины, но его состояние оправдывало странности поведения.

— Эта заносчивая невежественная улица! — выпалил он. — Что они понимают? Да ничего. У них только предания и ребаб. Вряд ли они перейдут к действиям. Считают эту улицу центром мироздания! Это прибежище разбойников и попрошаек! Пока наш дед не пришел сюда, здесь водились одни насекомые!

Ханаш поморщился, а Аватеф смочила тряпку и попыталась приложить ему ко лбу, но он решительно убрал ее руку.

— У меня есть то, чем не владеет никто. Даже сам аль-Габаляуи. У меня есть волшебство. И оно может сделать с улицей то, что не смогли Габаль, Рифаа и Касем вместе.

— Когда же ты уснешь? — взмолилась Аватеф.

— Когда утихнет жар в моей голове.

— Скоро уже утро, — пробормотал Ханаш.

— Пусть! — вскричал Арафа. — Светло станет тогда, когда волшебство уничтожит надсмотрщиков, очистит души одержимых и обеспечит жителей улицы так, как не смогло это сделать имение. Тогда и наступит воспеваемое всеми благо, о котором так мечтал Адхам.

Он глубоко вздохнул и обессиленно отбросил голову к стене. Аватеф понадеялась, что он заснет, как вдруг в тишине прозвучал крик, от которого все трое вздрогнули. За ним еще голоса и причитания. Арафа вскочил и в ужасе произнес:

— Обнаружили тело слуги!

Аватеф сглотнула.

— Откуда тебе знать, что это кричат в Большом Доме?

Арафа выскочил наружу. Аватеф и Ханаш бросились за ним. Они остановились на дороге, повернув головы в сторону Большого Дома.

Уже почти рассвело, квартал возвращался к жизни. Люди пооткрывали окна и высунулись. Все смотрели на Большой Дом. Из конца квартала в аль-Гамалию бежал человек. Когда он поравнялся с Арафой, тот спросил:

— Что случилось, дядюшка!

— Господь Всемогущий! — ответил тот, не останавливаясь. — После стольких лет аль-Габаляуи скончался!

Они вернулись в подвал. Арафа еле держался на ногах. Он свалился на диван, проговорив:

— Человек, которого я убил, был жалким черным слугой. Он спал во внутренней комнате.

Аватеф и Ханаш ничего не ответили. Они уставились в пол, пряча глаза, чтобы не встречаться с его безумным взглядом.

— Вы мне не верите! — выкрикнул Арафа. — Клянусь вам! Я даже близко не подходил к его ложу.

Ханаш долго колебался, но он чувствовал, что в этой ситуации лучше говорить, чем молчать, и осторожно начал:

— Наверное, растерявшись, ты не разглядел его лица.

— Нет! — отчаянно защищался Арафа. — Тебя же со мной не было!

— Потише! — в страхе прошептала Аватеф.

Арафа перебежал в дальнюю комнату и сел там в темноте, дрожа от волнения. Что за нелепая это была идея, эта проклятая вылазка! Да будь она проклята! Земля разверзалась у него под ногами и дышала отчаянием. Надежда оставалась только на лабораторию.

Появился первый луч солнца. Люди со всей улицы собирались у Большого Дома. Новость быстро облетела жителей, после того как управляющий нанес визит в Большой Дом и вскоре возвратился к себе. Передавали, что бандиты проникли в Дом через подкоп, который прорыли у тыльной стены. Они убили верного слугу аль-Габаляуи, и горе подорвало его здоровье. Он не выдержал. Тем более возраст… И отдал Богу душу. Люди были настолько потрясены, что гнев лишил их голоса и слез. Когда новости дошли до Арафы, он закричал, обращаясь к Аватеф и Ханашу:

— Вот! А вы мне не верили!

Однако Арафа сразу опомнился, осознав, что именно он так или иначе стал причиной смерти деда. Это причинило ему боль. Устыдившись, он замолчал. Аватеф не нашла что сказать и лишь прошептала:

— Да примет Всевышний его душу!

— Он умер в почтенном возрасте! — проговорил Ханаш.

— Но я виноват в его смерти, — печально отозвался Арафа. — Именно я, из всех его внуков, среди которых полно злых людей!

— Ты шел туда с добрыми намерениями, — заплакала Аватеф.

— А они могут догадаться, что это мы? — вдруг с тревогой спросил Ханаш.

— Давайте сбежим! — вскрикнула Аватеф.

Арафа со злостью посмотрел на нее.

— Так они только убедятся в нашей виновности!

С улицы, где толпился народ, доносились голоса. Наперебой кричали:

— Преступника нужно убить еще до погребения!

— Самое отвратительное поколение нашей улицы! Раньше даже худшие из нас питали уважение к Большому Дому. Даже Идрис! Мы будем прокляты до Судного Дня!

— Убийцы не с нашей улицы. Это немыслимо!

— Скоро все выяснят.

— Мы прокляты до Судного Дня!

Угрозы и крики не прекращались, и нервы Ханаша не выдержали.