Династии. Как устроена власть в современных арабских монархиях - Мария Кича

В 2020 году цены на нефть опять снизились. Некоторые страны Залива не скорректировали свою привычку к крупным расходам, не заметили падения прибыли от нефти — и теперь пробил час экономической расплаты. Нынешних $ 40–45 за баррель катастрофически мало для Кувейта, но подорожания «черного золота» не предвидится. Эксперты пророчат стране полномасштабный финансовый кризис.

Еще в 2016 году относительно молодой кувейтский министр финансов Анас аль-Салех предупреждал, что надо диверсифицировать экономику и готовиться к эре «после нефти». Однако другие члены кабинета и сам Сабах IV выросли на потоке нефтедолларов — и не восприняли аль-Салеха всерьез. Более того — его высмеяли на заседании правительства. Но уже спустя четыре года эмират едва сводил концы с концами.

Ситуация осложнялась болезнью престарелого амира — у которого, к тому же, не было инициативного преемника вроде саудовского принца Мухаммада бин Салмана. Наследному принцу Кувейта — Навафу аль-Ахмеду аль-Джаберу — исполнилось 83 года, он являлся братом Сабаха IV.

20 сентября 2020 года 91-летний Сабах IV умер. В последние месяцы жизни монарха все же была разработана программа модернизации (аналог саудовской «Vision 2030») — но ее куратор, шейх Насер ас-Сабах, страдает от рака легких. Новый амир, Наваф I, боится перемен и не осознает их необходимости[142]. Кронпринц Мишааль аль-Ахмед в 2020 году отметил 80-летний юбилей. Шейх Мишааль — младший брат не только Сабаха IV и Навафа I, но и Джабера III — амира, при котором Кувейт сражался с Саддамом треть века назад.

Это значит, что, помимо экономических проблем, в стране назревает династический кризис — или, вернее, кризис политической воли. На данный момент в семье Аль Сабах нет людей, способных принимать актуальные политические решения. В общих чертах, ситуация с Кувейтом — это запущенная ситуация с Саудией. Если бы КСА не начало реализовывать «Vision 2030» и не проводило бы модернизационные реформы, то сейчас оно столкнулось бы с аналогичными проблемами в аналогичных критических масштабах.

О роли личности в истории можно рассуждать бесконечно. В контексте арабского мира Сабах IV вовсе не был плохим правителем — но именно после него Кувейт оказался в плачевном положении. Аравийская гонка 2000-х годов за всем «самым-самым» — дворцами, яхтами и прочими атрибутами роскоши и богатства — грозит обернуться для эмирата полным крахом. В 2020 году — после падения цен на нефть и пандемии коронавируса — даже могущественная Саудия была вынуждена ввести налог на добавленную стоимость для подданных. Раньше такие меры представлялись абсолютно немыслимыми. Пока государство существует, ему приходится отвечать на вызовы истории. Это незыблемое правило, о котором очень опасно забывать.

Подобно тому, как на Западе есть стереотипы о пунктуальных немцах, чопорных англичанах и любвеобильных французах, _ на Ближнем Востоке египтян считают ленивыми и плутоватыми, иорданцев — спокойными и рассудительными, сирийцев — добродушными и веселыми, ливанцев — модными и артистичными, а саудовцев — коварными. Арабские народы настолько разнообразны, что у них нет единого языка. Фусха — литературный арабский — используется на официальных мероприятиях и в общеарабских СМИ. В повседневной жизни арабы говорят на диалектах — причем каирец, багдадец и житель Рабата могут не понять друг друга.

Чтобы объединить столь разные народы, не достаточно религии либо идеологии. Поэтому панарабизм оказался несостоятельным. Он был сродни шаровой молнии, влетевшей в комнату и ударившей всех, кто там находился, — или сродни мертвому плоду, который отравляет материнский организм. Интегрирующая идея панарабизма показала свою разрушительную сущность как во время правления Насера, так и после его смерти. Борьба за консолидацию арабского мира обернулась народными волнениями, гражданскими войнами и военными переворотами в Ираке, Палестине, Йемене, Ливане, Египте, Сирии и Ливии.

Устоять смогли лишь самые жизнеспособные государства — и наиболее стабильными из них оказались монархии.

Наше повествование началось с рассказа о Хашимитах. Судьба данной династии — это история формирования современного Ближнего Востока. Свидетельства о важных событиях многолетней давности встречаются в Иордании на каждом шагу. Амманский аэропорт назван в честь королевы Алии. Улицы носят имена хашимитских монархов и принцев. На банкнотах изображены сцены Великого арабского восстания и портреты правителей — от шарифа Мекки Хусейна до его праправнука Абдаллы II. Хашимиты стали той красной нитью, которая прошла сквозь века — и связала воедино палестинское и трансиорданское, мусульманское и либеральное, племенное и пост-племенное. Сегодня Иордания — это удивительная страна, где политическая элита и правящая семья отождествляют себя с государством и народом. Примирение разных культур давалось Хашимитам сложнее всего остального. Однако им удалось построить собственное королевство — гораздо более стабильное и либеральное, нежели многие другие на Ближнем Востоке.

Конечно, не все Хашимиты отличались мудростью, проницательностью и благородством. Иногда даже лучшие из них вели себя безрассудно. Но эта династия столкнулась с трудностями, которые были чужды иным правящим семьям региона. Шейхи Залива, например, привыкли решать любые проблемы с помощью денег и нефти. У Хашимитов же не было ничего, кроме особого географического положения Иордании, дипломатических навыков и высокого происхождения. Все это позволило им добиться авторитета в арабском мире и на международной арене.

Любые властные притязания потомков шарифа Хусейна оказались бы бессмысленными, если бы им не удалось основать династию. Лоуренс Аравийский, хорошо знавший Али, Абдаллу, Фейсала и Зейда, отдавал предпочтение Фейсалу. Он считал, что этот умный и утонченный юноша непременно станет прекрасным монархом.

Лоуренс ошибся. Фейсал I был великим человеком — но не смог создать жизнеспособную линию преемственности. «Отец Ирака» промелькнул на политическом небосклоне XX века, будто яркая звезда или комета. Подобно Александру Македонскому и Наполеону Бонапарту, он не оставил после себя ничего, что было бы сохранено наследниками и дошло до наших дней. Ничего, кроме независимости Ирака.

В отличие от Фейсала, Абдалла понял, что династию надо продолжить. Семейные неурядицы его не остановили. Амир Трансиордании вложил всё, что мог, в любимого внука Хусейна. Он передал свой недюжинный опыт через поколение, и передал адресно — конкретному мальчику, который уже в детстве демонстрировал незаурядные способности. Хусейн транслировал этот опыт своим сыновьям, старший из которых — Абдалла II — впоследствии занял престол.

Родословная Хашимитов тянется с V века, пронизывая десятки поколений и восходя от нашего современника Абдаллы II к Хашиму ибн Абд Манафу аль-Кураши, жившему в доисламской Аравии. Потомки Хашима преодолели немало испытаний — но не потому, что все они были великими. Не потому, что им везло. И даже не потому, что им покровительствовали западные державы. Хашимиты выжили и победили потому, что они — династия.