Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

Штаб-квартира ПГУ. 15 февраля 1989 года, 12:30

Все закончилось. Выход 40-й армии в постановке генерала Бориса Громова оказал огромный пропагандистский эффект. Он добавил чувство завершенности, подумал Шебаршин, к финальному акту драмы, превратившейся в трагедию. Еще до того как генерал Громов вышел из Афганистана как символический последний советский солдат, Наджибулла призывал оставить в Афганистане «небольшой советский контингент для выполнения ограниченных функций». Звучали также и просьбы о проведении ударов с воздуха по восточному Пакистану в провинции Пактия в районе Жавара, Хоста и других баз бандитов. Но Шебаршин твердо выступал против любых форм дальнейшей советской интервенции. Продолжение этого было просто невыносимо. У Шебаршина не было иллюзий в отношении того, что на заключительном этапе афганской авантюры Советский Союз действовал благородно. Наоборот, он был убежден, что замечательное представление Громова перед мировой прессой было еще одним шагом в предательстве Афганистана. Предательство или нет, но это было уже необратимым. Советскому Союзу придется жить с той закулисной сделкой, которую заключил Шеварднадзе со своими партнерами по переговорам — Джорджем Шульцем и Джеймсом Бейкером. И, в конечном счете, СССР должен будет жить с этим позором.

Шебаршин прошел через все это. Через то немногое хорошее, что было, и через все плохое. В мае 1986 года он был представителем КГБ в Кабуле, когда Советский Союз решил, что его человек Бабрак Кармаль являлся источником всех неудач и должен уйти.

Но тут возникла проблема. Старик не совсем понял то, что ему сказали несколько дней назад, когда он находился проездом в Москве: что пришло время отдать власть. Шебаршина послали в Кабул помочь Кармалю уйти достойно. Он даже отредактировал текст заявления Кармаля об отречении — самая неблаговидная задача, думал он, которая временами вызывала гневные реплики Кармаля: «Кто знает дари? Вы, генерал, или я?»

Шебаршин понимал, что он шел против собственной совести и что предчувствия Кармаля о наступлении плохих времен для Афганистана и Советского Союза не были результатом его истерики. Старик ругался и угрожал и ни на момент не высказывал жалости в адрес своих «бездушных противников». Если бы Кармаль был русским, думал Шебаршин, в этом горячем споре он просто бы послал его… и предложил бы ему делать все, что вздумается. Но Кармаль был афганцем. В конце концов он уступил, произнес свою речь и передал власть новому «избраннику» Москвы Наджибулле.

И вот теперь все закончилось. Шебаршин считал, что это позволит ему избавиться от ощущения своего собственного бесчестья. Но такого чувства не было. Небольшая рана, которую давно нанес ему гордый старик, превратилась в незаживающую язву. И она будет расти. К предательству Кармаля Шебаршин добавит предательство Наджибуллы, вероломство, которое будет иметь еще большие последствия для Афганистана и Советского Союза.

Шебаршин вместе с председателем КГБ Владимиром Крючковым принадлежал к числу тех, кто считал, что Наджиб удержится у власти гораздо дольше, чем это думали скептики. Пессимисты отводили афганскому лидеру один-два месяца, прежде чем его армия развалится или взбунтуется и выдаст его. Но Шебаршин хорошо знал Наджиба и был убежден, что если уходящие сверхдержавы сумеют в каких-то формах оказать ему поддержку, Наджиб может заключить какие-то компромиссы и уцелеть в долгосрочном плане.

Он провел довольно много времени вместе с этим внушительным человеком, чтобы оценить его быстрый и гибкий ум. Может быть, ему даже удастся уцелеть, подумал Шебаршин. Но в глубине души он понимал, что Советский Союз бросит Наджибуллу. Именно поэтому он старался избегать тесного личного контакта с этим обаятельным афганцем, человеком весьма остроумным и любящим выпить — он предпочитал виски «Чивас ригал». Шебаршин бывал в доме у Наджибуллы, который жил на территории старого дворца. Он познакомился с его верной женой Фатан и его тремя вечно хихикающими дочерьми, для которых гость из КГБ был в диковинку. Сдерживая себя, Шебаршин избегал развития дружеских отношений с афганским президентом, хотя в любой другой обстановке они наверняка стали бы друзьями. Он даже решил не просить его автограф на их совместной фотографии. Это могло дать повод предполагать какие-то отношения, с которыми он не хотел иметь дело в будущем. Шебаршин решил держать контакт с афганским лидером в сугубо деловом русле. Так легче будет дистанцироваться от него, когда для этого придет время.

Между тем Кармаль примирился с тем, что произошло с Афганистаном. Судьба перенесла его из Кабула в Мазари-Шариф под защиту генерала Достума и, наконец, в Москву, где он, забытый всеми, проживет остаток своих дней. В Москве Шебаршин с ним никогда не встречался. И ему было стыдно смотреть, как закончится афганская эпопея, как Советы предадут своих старых друзей, как американцы будут давить, добиваясь безусловной победы, хотя непонятно было, что это будет означать. Шебаршин был убежден, что если бы американцы нашли разумный подход, они могли бы добиться взаимопонимания с Наджибом и это дало бы наибольшие шансы привести к миру. Но он также знал, что американцы на это не пойдут ни при каких условиях. В конце концов, думал он, они об этом пожалеют. Единственным альтернативным кандидатом на афганской сцене, который мог смотреть дальше опасных этнических конфликтов, был Ахмад Шах Масуд. Советы, подумал Шебаршин, могли бы найти общий язык с Масудом, но смогут ли пакистанцы и американцы? Видимо, нет, решил он. И об этом они тоже пожалеют.

Исламабад. Май 1989 года

Лето шло на смену весне, 40-я армия становилась блекнущим воспоминанием, а Наджиб держался. Вопреки предсказаниям, что его режим падет в тот же вечер как только уйдут Советы, эта советская марионетка держалась, и противостояние между режимом Наджибуллы и моджахедами перешло в тупиковую фазу, обе стороны маневрировали, но ни одна не решалась пойти на крупное столкновение.

Пакистан тем временем проводил свой очередной эксперимент с демократией, избрав в качестве премьер-министра Беназир Бхутто, дочь повешенного Зией 10 лет назад пакистанского лидера. Поздней весной формирующееся правительство Бхутто, получившей образование в колледже Радклиф и университете Оксфорда, заставило МРУ предпринять крупную военную акцию в районе Джелалабада в надежде захватить город и одержать первую из планировавшейся серии побед. «Пешаварская семерка» выступала против этой акции, против были и полевые командиры на востоке Афганистана, но премьер-министр хотела, чтобы ее поездка на сессию Организации Исламской конференции сопровождалась крупным военным успехом. И начался штурм этой провинциальной столицы.

Операция повстанцев окончилась провалом, а победа Наджибуллы дала ему второе дыхание. Во время джелалабадской кампании я предпринял несколько поездок при содействии Хайберского управления и понял, что осада проводилась без должной целеустремленности и привела лишь к ненужным потерям сторон. Перепачканные грязью и камуфляжной краской грузовики «тойота» двигались в сторону Джелалабада с вооруженными моджахедами, а навстречу им в сторону Торхама двигались, но уже медленнее, те же «тойоты», груженные ранеными и убитыми в этой тупиковой схватке.