Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

— Кажется, ясно.

— Очень хорошо. Теперь идем дальше. — Он лукаво скосил глаза на графа: — Не хочешь ли продолжить?

— Нет уж, — улыбнулся тот и покачал головой, — у тебя прекрасно получается.

— Ну да… — Вильгельм покусал губы, обдумывая ход дальнейшего рассуждения. — В двух словах все не объяснишь, но я сейчас упомянул, что все еврейские секты сплачивало одно устремление, и теперь скажу больше — целое движение. Нам известно, что оно было воистину бунтарским, поскольку вылилось в открытый мятеж против Рима и привело к истреблению еврейского народа. Как бы там ни было, противники подобной… деятельности, то есть фарисеи и их приспешники со стороны Ирода, разглядели в ней мессианское зерно, которое для них означало разжигание войны с последующим низложением действующей еврейской власти и учреждением правительства мятежников-националистов. Таким образом, клика Ирода вынуждена была обратиться к римлянам как к стражам мира и порядка, призванным блюсти устойчивость и незыблемость еврейского государства. Жребий был брошен, и status quo получил проримское понимание… Но все куда больше запутано… инамного сложнее… — От напряжения сир Вильгельм даже нахмурился. — Этим движением управляла сила, не тождественная обычному патриотизму — в римском его понимании. Для римлян патриотизм — вещь довольно простая и понятная; она означает любовь к своей отчизне, то есть к Риму. Но для евреев дело этим не ограничивалось… их патриотизм подразумевал любовь к Господу, ко всему богоизбранному народу и к родине — стране, где пребывает Бог. Все эти причины и привели к дальнейшим осложнениям.

Он замолк, и Стефан нетерпеливо переспросил:

— И что случилось?

— Не так легко объяснить — я уже говорил. Но все же попытаюсь. Все еврейские секты, существовавшие в те времена, были вовлечены в конфликт между богатыми и бедными. Теми, кто не владел ничем, и теми, кто владел всем. Правящим классом Иудеи была клика Ирода. Они загребли себе все богатства — по той простой причине, что опирались на поддержку римлян. А те были только рады видеть у власти своего прислужника, пресмыкающегося перед Римом и охотно держащего в узде мятежных евреев и еще сохранившихся маккавеев.

— Постой. Кого все-таки ты называешь кликой Ирода?

Сир Вильгельм удивленно изогнул бровь и проворчал:

— Эх, молодежь… Семья Ирода удерживала в своих руках всю власть в стране. Они учредили новых священников, поставили своих сборщиков податей и заставили сотни других общественных институций работать на себя. Люди, служащие в них, были обязаны Ироду своим материальным благополучием, следовательно, платили ему верностью, как вассал платит верностью своему сеньору.

Стефан кивнул: этот феодальный аналог был ему понятен как нельзя лучше. Вильгельм продолжал:

— А евреи, кому, казалось бы, принадлежала Иудея, не владели ничем. Более того, по сути, они жили в долг, поскольку находились в постоянной денежной зависимости от ростовщиков Ирода. Государственный строй того времени непосредственным образом вынуждал их все больше и больше влезать в долги, просто чтобы не умереть с голоду. С тех пор, как Ирод пришел к власти, все общество жило по таким законам. Растущие подати, в том числе храмовая десятина, держали людей в страшной нужде. Те брали займы, чтобы заплатить подать, но тут подоспевали очередные налоги — порочный, убийственный круг. Так и появилась традиция — вернее, даже культ — бедности, зиждущейся на величайшей праведности. В числе первых его сторонников были зелоты, а члены другой секты — эбионитов, или ессеев, — называли себя «бедняки», «бедные праведники», или же просто «бедные».

Вильгельм прервался и взглянул на графа Гуга, который внимательно его слушал с совершенно бесстрастным лицом:

— Я ничего не пропустил?

Граф глубоко вздохнул, видимо, не ожидая внимания к себе, и покачал головой:

— Из существенного — ничего. Я поражаюсь, как много ты помнишь и точно излагаешь без всяких подсказок.

Вильгельм снова обратился к племяннику:

— Итак, бедные. Помнишь ли ты слова Иисуса о верблюде, проникающем в игольное ушко?

— Ну конечно. Это так же невозможно, как и богатому человеку заслужить Царствие Небесное.

— Вот-вот. А богатые люди времен Иисуса — это либо слуги Ирода, либо римляне. В любом случае — не евреи, а евреи Иудеи были самой праведной расой во всем мире. Они — богоизбранные. Сейчас нам до этого вроде бы нет дела, но им в ту эпоху казалось нестерпимым, что вся их земля и храм, олицетворяющий их религию, пребывают под пятой полукровок — полуарабов, полугреков, причем обе составляющие неугодны Иегове. К тому же, в силу их упрямства и непреклонности, они еще с меньшей охотой терпели у себя под боком фарисеев, этих лжесвященников Ирода, которыми тот заменил истребленных им маккавейских жрецов. Представь только, в какую ярость вгоняли их бессовестные ростовщики, обосновавшиеся в храме! Ведь с ними приходилось сталкиваться в первую очередь, и ничего поделать с этим было нельзя, потому что всю власть прибрали к рукам богачи вместе с ненавистными римлянами. Эти, в свою очередь, пытались водворить идол своего богохульника-императора в алтарь храма: узурпаторы тоже надеялись на защиту Всевышнего…

Сир Вильгельм ненадолго прервался, дав племяннику возможность осознать все положения своей речи, и продолжал:

— Евреи жили в черно-белом мире, Стефан, в мире света и тьмы, не знающем полутонов. Тот, кто не был евреем, считался язычником и не мог наследовать Царствие Небесное, но даже для евреев путь к милости Божией был тернист и усеян камнями. Среди мессианских сект эбионитов выделилась небольшая группа — ессеи, хотя некоторые называли их назаритами или назареями. Их община, более строго чтящая закон и традиции, нежели даже зелоты, обосновалась в Иерусалиме. В нее входили праведники, сплотившиеся, чтобы вместе ожидать прихода Мессии и торжества евреев и их Господа во всем мире. Один из их духовных вождей звался Иешуа Бен Давид — для нас он Иисус, — Который, судя по документам, имеющимся в нашем распоряжении, никогда не притязал на роль Мессии. Ему и в голову не приходило провозгласить себя Спасителем, Искупителем для всего мира. Он был обычным человеком, хотя и наделенным необычными способностями. Его, однако, втянули в политические распри. Он не поладил с фарисеями, этими новоявленными священниками, которые и выдали Его римлянам, а те уж потом Его распяли.

Вильгельм Сен-Клер встал и подошел к столику у стены, где стоял кувшин с вином. Он наполнил свой кубок и предложил выпить собеседникам. Граф Гуг согласился, а Стефан снова отклонил приглашение, покачав головой. Вильгельм лишь пожал плечами, с удовольствием осушил кубок, опять наполнил его и, наконец оставив кувшин в покое, остался у стола, опершись о его край.

— Во рту сохнет от всей этой говорильни. Причем не важно, складный получается рассказ или путаный, ясный или не очень. Ты-то понял, что я хотел до тебя донести?

— Пока вроде да. Но я таки не возьму в толк, какое отношение все это имеет к святому Павлу.

Сир Вильгельм переглянулся с графом Гугом и пояснил: