Последний пророк - Барбара Вуд

После того скандала ее обожаемый папа больше не мог смотреть на нее. Он не прикасался к ней и даже не разговаривал. Вся его любовь и внимание теперь доставались только Абигейл. Беттину отправили учиться в школу-интернат, а Абигейл по-прежнему жила дома. Только после смерти отца от сердечного приступа ей разрешили вернуться домой. Ее — мама, называя Беттину дитя любви, пыталась ей объяснить, что они с кучером были очень влюблены друг в друга, что мистер Лидделл был холодным и суровым мужчиной и что она чувствовала себя счастливой только в объятиях кучера Джереми. Но к тому времени сердце Беттины уже ничто не могло растрогать. Ее мать была распутницей Иезавель.

Такой же была и Элизабет Делафилд. В своих фантазиях Беттина смаковала то впечатление, которое произведет на местных жителей открывшаяся правда. Общество отвернется от этой потаскушки, с презрением станет относиться к ней. Но Беттина опасалась, что и на ее репутации это тоже может негативно отразиться. Сочтут ли ее соседи пострадавшей вдовой, станут на ее сторону? Или они все четверо попадут под темное скандальное облако Фарадея? И Беттина с Морганой тоже станут отверженными? По меньшей мере Беттина будет выглядеть просто глупо.

Но теперь все это не имело значения. Теперь все изменилось.

— Мальчик должен носить фамилию отца, — заявила она. — Подумайте о возможности успешной женитьбы. Семья его будущей невесты захочет знать его родословную. Что он расскажет им?

— Я беспокоюсь о том же, миссис Хайтауэр, но я не собираюсь лгать и делать вид, что мы с Фарадеем были женаты.

— Есть другой выход — выход, благодаря которому Гидеон может законным образом стать Хайтауэром. Хотя это повлечет значительные расходы с моей стороны и мне придется пожертвовать своим драгоценным временем, но ради спасения нас всех и в память о моем любимом муже я охотно усыновлю его сына, Гидеона.

— Ты боишься, дорогая? — спросила Элизабет.

Моргана резко прошлась расческой по волосам, как будто хотела все их вырвать.

— Боюсь? Нет, — ответила она и нервно засмеялась. — Волнуюсь? Да. Я никогда еще не шла против воли тети.

— Я уверена, все будет хорошо, — успокоила ее Элизабет, отметив про себя, что теперь Моргана зачесывала волосы назад, чтобы открыть свой лоб.

Элизабет потребовался всего один день, чтобы понять, как Беттина контролировала Моргану. Девушка этого не осознавала, потому что ее тетя проделывала это изощренно неуловимыми способами. Беттина делала едва заметный знак, и Моргана тут же закрывала свой лоб. «В качестве наказания, — сказала Моргана у Арч-Рок. — Я стыжусь его».

«Ну что ж, Беттина, вот как ты это делаешь», — подумала Элизабет. Она поехала к Кэндлуэллам, чтобы позвонить в Лос-Анджелес. Уже через два дня поездом прибыла посылка, которую Сэнди Кэндлуэлл доставил прямо в гостиницу. Натаниэл Готорн, «Алая буква». Без лишних слов, просто чтобы доставить Моргане удовольствие, Элизабет вручила ей книгу. Моргана за два дня проглотила ее, и когда девушка перевернула последнюю страницу, внутренне она была уже другим человеком.

Эстер Принн, публично осужденная жителями Бостона за прелюбодеяние и вынужденная носить унизительный знак с буквой «А», вышитый на ее груди, потрясла этих самых жителей тем, что превратила позорный знак в символ ее жизненного опыта и индивидуальности. Она гордо носила его, словно говоря: «Мой прошлый грех — часть меня, и делать вид, что этого никогда не было, значило бы отрицать существование этой моей части».

В ту ночь, когда Моргана закончила чтение, она подошла к зеркалу над комодом и подняла масляную лампу так, чтобы лицо было полностью освещено. Шрам выступал четким рельефом, как лунный кратер размером с серебряный доллар, узловатый, выпуклый, уродливый. Это была алая буква Морганы.

Двенадцать лет она поступала так, как велела ей тетя Беттина: носила челку, шляпки, шарфики и использовала косметику. Тетя Беттина обычно говорила: «Прикрой, доченька», — и рука Морганы тут же тянулась к расческе, шляпке или пудренице.

Почему она позволяла тете Беттине контролировать ее жизнь? Насколько она могла помнить — возвращаясь еще к той жизни в Бостоне, которую она смутно помнила, — ее тетя управляла каждой минутой, каждым часом и каждый днем ее жизни. Книга Готорна как будто открыла ей глаза. Неожиданно Моргана приобрела силу и уверенность, все теперь казалось ей таким простым и ясным. Как и Эстер, она будет распоряжаться своей жизнью, как хочет сама. Нет, она не перестанет ценить то, что ее тетя сделала для нее. Моргана по-прежнему будет жить здесь, помогать тете управлять гостиницей, но теперь она это будет делать на своих условиях.

На следующий день она сообщила Элизабет:

— Этот шрам отдалил меня от людей. В нем моя индивидуальность. Он символизирует событие, которое стало переломным моментом в моей жизни, хотя я его и не помню. Может быть, однажды я вспомню. Но теперь я перестану бежать от себя самой, перестану скрывать свое «я», а буду защищать его.

Той ночью в гостевой комнате Элизабет поймала взгляд Беттины, увидевшей открытый лоб Морганы. Обычные сигналы никак не срабатывали, и Беттина оставила свои попытки. Осознавала ли она, что ее власть над Морганой начинает ослабевать?

Моргана также стала более настойчиво интересоваться своим отцом. Еще недавно достаточно было одного слова Беттины, чтобы Моргана замолчала, но теперь Моргана ей не уступала. Элизабет слышала, как Моргана говорила своей тете: «Я хочу поговорить о нем. Я хочу знать о нем все. Что произошло с его рисунками? Что стало с его коллекцией керамики?»

Золотая олла вызывала особый интерес у Морганы. Она могла часами рассматривать фотографию нарисованной оллы, видя в сложном узоре тысячи сочетаний и бесконечных вариантов. Из одного-единственного символа — будь то дерево, звезда или лось — вырастали другие символы, линии соединялись, и получалась какая-то система. Моргана обычно прикасалась кончиками пальцев к символу и вела по нему вверх, в сторону или вниз. Она считала себя саму одной из этих символов. Пятнистая крошечная кошка, должно быть, была ягуаром, а сфера с хвостом могла символизировать комету. Оттуда она могла проследить, как обозначенный предмет — она сама — мог перемещаться в нескольких направлениях и заканчиваться в разных местах. Она поняла, что у этого объекта нет одного определенного будущего. И она не должна следовать по одной определенной дорожке.

— Это не непослушание, дорогая, — сказала Элизабет, когда Моргана закончила с прической и приступила к своему гардеробу. — Просто изложи ей свою точку зрения. Ты не хочешь быть медсестрой. У тебя другие цели в жизни. Это так просто.

Пока Моргана надевала свои новые спортивного вида брюки, которые ей подарила мисс Делафилд, Элизабет сказала:

— Когда я была в твоем возрасте в колледже, девушкам-студенткам дозволялись лишь десятиминутные ритмичные движения. Мы делали эти упражнения в длинных шерстяных платьях и нижних юбках, подметавших пол, в накрахмаленных воротничках и жестких корсетах, которыми мы затягивали талию до восемнадцати дюймов. У вас, у современных девушек, сейчас больше свободы. Нам разрешали играть в теннис, но только не состязаться. А еще строго-настрого запрещалось ездить на велосипеде.