Александр Македонский - Поль Фор

На протяжении длительного времени монетный двор в Амфиполе, а затем в Пелле чеканил превосходные македонские монеты, которые пользовались громадным успехом на рынках Афин и Делоса и даже у казначеев бога Аполлона в Дельфах. Менялы в этом городе брали комиссионные в размере эгинской серебряной драхмы при размене одного золотого филиппея, то есть приблизительно 7 процентов. И наоборот, когда экспедиционный корпус овладел сокровищами Даскилия, Сард, Тарса и Дамаска (2600 талантов в дариках), была начата чеканка монеты уже от имени Александра, соотношение золота к серебру

1:10 было сохранено, и это в тех странах, где практиковался старинный обмен, то есть продавцы, давая меньше золота, получали на 30 процентов больше серебра. Поскольку в Персидской империи серебро было сравнительно дефицитным, в соотношении 1:13, деловым людям было тем более выгодно менять европейское серебро на азиатское. Если 166 ежемесячных драхм македонского фалангиста выплачивались ему золотом в виде 8,5 статера, он спешил перевести это золото в серебро на текущие расходы, и меняла дважды выигрывал при обмене. С другой стороны, если 300 золотых персидских монет, дариков, весили вначале 2,520 килограмма, между тем как 300 золотых статеров, или филиппеев, имевших ту же нарицательную стоимость, весили 2,580 килограмма, на каждом таланте греки теряли по 7 филиппеев. Казначеи, заменяя более тяжелую монету более легкой или переливая более тяжелую в более легкую, приобретали по 7 филиппеев на талант, то есть 140 серебряных аттических драхм, которые стоили дешевле персидского серебра, и т. д. Мы видим, вследствие каких операций, переводов денег и манипуляций с ними такие изобретательные деятели, как Гарпал, могли с легкостью обогатиться и провести Александра. Дурная монета всеми правдами и неправдами вытесняла полновесную.

Последствия этого денежного оборота тем более значительны, что мы не в состоянии их измерить и, быть может, даже вообразить их воздействие на общество. Казначеи, ростовщики и менялы, которые на всех финансовых площадках Греции, Македонии, Малой Азии и Египта скупали у демобилизованных солдат дарики их жалованья, государства и города, которые их заново переливали или переводили в золотые статеры весом от 8,5 до 8,6 грамма, производили очень выгодные операции. Серебряные статеры, стоившие 2 серебряные аттические драхмы, а также серебряные тетрадрахмы заняли место персидского серебра. Начиная с зимы 333/32 года золото стало притекать на все рынки восточного Средиземноморья. Можно полагать, что на момент смерти Александра золота здесь было в 20 раз больше, чем при его восшествии на престол.

Изобилие наличных средств внесло значительный вклад в развитие технического прогресса и рост производства. Золото привело к стремительной распродаже всего, что могло быть куплено — как необходимого, так и избыточного, как материального, так и нематериального, всего в полном смысле слова — от человеческих тел до умов и пристрастий. Поскольку бедным стало не по карману покупать на свои деньги из низкопробного серебра (или даже на свои серебряные монеты) товары, становившиеся все более дорогими по причине конкуренции со стороны золота, обнищание шло с той же скоростью, что и рост цен. Чтобы вырваться из нищеты, даже в Азии несчастной молодежи не оставалось ничего другого, кроме как записаться в войска завоевателя, то есть продаться, сделаться наемником и начать подталкивать своего полководца на завоевание новых богатых золотом стран. Новая система так потрясла все общественные отношения, как этого и не мог вообразить себе Александр.

Наконец, введя двойную монетную систему в странах Среднего Востока, которые до тех пор знали только меновую торговлю или использовали такие архаичные формы денег, как соль, амбру, раковины, жемчуг или полудрагоценные камни, коммерсанты и военные финансисты основали также и более утонченные, более художественные международные отношения. Чтобы в этом убедиться, достаточно бросить взгляд на восхитительные монеты греческих царей Бактрии.

В экономической сфере роль Александра свелась лишь к тому, чтобы основать несколько колоний или сторожевых постов на протяжении последнего периода царствования. Для потомства он, также символически, стал основателем всех эллинистических Александрий. Вообще говоря, это были укрепленные военные базы, в которых македонский элемент должен был преобладать над туземным или любым другим. На деле же предшествующий тип колонизации, преимущественно сельскохозяйственной, в которой звание колониста оправдывалось возделыванием, в том числе самих себя[51], Александр подменил другим, колонизацией торговцами, лавочниками и ремесленниками, как греческими, так и финикийскими, которые прекрасно ладили друг с другом в стремлении выжать все соки из военных и туземцев.

Можно сопоставить с этим, с соответствующими поправками, нараставшую как снежный ком активность торговцев из восточного Средиземноморья или Китая в колониях уже Нового времени и неспособность глав государств обуздать их и проконтролировать. Заслугу открытия нового торгового пути от Индийского океана, этой «дороги пряностей», следует считать заслугой не Александра, а его флота106 со сменявшими друг друга флотоводцами и морскими инженерами. В течение зимы 333/32 года основная часть флота Дария переметнулась на службу к Греческому союзу и ее главнокомандующему. Летом 332 года флот, которым командовал македонянин Гегелох, насчитывал, согласно Арриану (II, 20, 1–3), приблизительно 225 военных кораблей: около 80 пришли из Арада (ныне Арвад), Библа и Сидона, 120 — с эллинизированного острова Кипр, 13 — из Киликии и Ликии, 10 — с Родоса. Не имей их Александр, ему никогда бы не взять Тира, точно так же, как финикийские торговцы никогда бы не уступили греческим, а продвижение сухопутных сил дальше — в Египет, Вавилонию и Индию — не могло бы продолжаться, поскольку в ходе его необходимо было переправляться через водные потоки, многократно более полноводные и широкие, чем реки Греции, подниматься по ним или спускаться, обследовать неизвестные моря. В 326–325 годах значительная часть экспедиционного корпуса, в первую очередь штатские, спустилась по течению Джелама и Инда вниз, погрузившись на 1800–2000 кораблей, 200 из которых были построены плотниками греческих военно-морских сил. Неарх выплыл из Паталы (близ Татты) в 155 километрах к востоку от Карачи примерно в конце октября 325 года со 120 наиболее крупными кораблями, на которых разместились приблизительно 10 тысяч человек. Накануне своей смерти Александр распорядился построить в Вавилоне и на юго-востоке озера Румия, там, где впоследствии была основана Александрия Харакена, причалы для тысячи судов, и Неарх готовился к тому, чтобы с флотом, способным принять на борт 40 тысяч человек, установить контроль над Аравийским полуостровом.

Арриан сохранил нам начало «Записок» Неарха, сына критянина Андротима, советника Филиппа II («Индика», 20, 1–2): «Александром овладело страстное желание (πόθος) проплыть от моря напротив Индии до Персидского моря. Сдерживала его как протяженность плавания, так и опасность того, что, угодив в пустынное место, непригодное для якорной стоянки или лишенное припасов, он загубит весь свой поход. А это поставило бы жирный крест на всех его великих подвигах и свело бы на нет все его везение. Однако в душе его все же взяло верх желание совершить что-то новое и небывалое».