Ответ империи - Олег Измеров

Из материалов комиссии Джозефа Бертона,

документ 183

– Зонтик. Вы забыли раскрыть зонтик.

С ветки дерева на макушку Виктора Сергеевича упала тяжелая капля, заставив машинально потянуться за привычным предметом обихода.

– Дайте мне один пакет, так удобнее, – продолжал Гаспарян. – Нам теперь все равно по пути.

Виктор пробормотал «спасибо» и, передав шуршащий жесткий пакет с колбасой, сыром и ароматными сосисками, которыми он еще совсем недавно мечтал приятно удивить домашних, щелкнул наконец непослушной пружиной.

«Зонтик… какой тут к черту зонтик! Они что, не понимают, что такое ядерная война?»

– Я никак не могу понять… у меня в голове не укладывается…

– Да у многих не укладывается. Но, похоже, действительно вашими переходами кто-то управляет.

– Да нет, не переход, а все это… вообще.

– Что – вообще? Да говорите вы прямо, не бойтесь. Слово не воробей, на шляпу не нагадит.

– Ну… вот это… Насчет решающей фазы операции.

– Не волнуйтесь, – успокоила его Светлана Викторовна, – мы не собираемся специально ради вашего возвращения бомбить мирные американские города.

– Тогда извините… но я тоже ничего не пойму.

– Ну, давайте рассмотрим варианты. Вариант первый: никакой войны не начнется, вы спокойно живете среди нас, устраиваетесь, если, конечно, вас каким-то образом не отзовут. Например, снова с помощью МГБ из второй реальности. Это понятно?

– Понятно. Непонятно, при чем тут война.

– Война при том, что ее, скорее всего, начнут США и НАТО.

– А-а-а… – протянул Виктор, рассчитывая на то, что США все-таки не рискнут рубить планетный сук, на котором сидят, – а как тогда я буду участвовать?

– Да за это совершенно не беспокойтесь, – вмешался Гаспарян, – участвовать вам совершенно никак не дадут.

Вот это Виктора удивило еще больше, чем вероятность войны со Штатами. Во всех книгах попаданцы из будущего передают своим высокие технологии и открытия, которые обеспечат победу. Правда, в реальных попаданиях Виктора прогрессорство почему-то оказывалось на втором плане, а для политиков большей частью был интересен сам факт его существования, как козыря в своих играх. Но в этом раю для новаторов запрет на прогрессорство в военной сфере выглядел более чем странно.

– Ну сами подумайте, – продолжал Гаспарян, – разница во времени между нашими мирами всего десять лет. Вы эти десять лет после ваших реформ были знакомы только с открытыми публикациями, то есть с теми разработками, которые начинали четверть века назад. Иными словами, ваша информация устарела на десять – пятнадцать лет, за исключением каких-то второстепенных моментов, тонкостей, вылезших во время боевого применения новых видов вооружений. Опыт диверсионных и контрдиверсионных войн – слава богу, у СССР он тоже накоплен, и без кровопролития на собственной территории. Есть Африка, Азия, Латинская Америка. Тем более что вы ведь не бывший офицер спецназа?

Виктор отрицательно помотал головой.

– Теперь взглянем на вопрос с другой стороны. Сейчас у Советского Союза появились такие средства ведения войны, о которых у вас, в вашем мире, даже и не догадываются. Распад СССР затормозил вашу военную науку, теперь она развивается без таких масштабных прорывов, каким было, например, появление ракетно-ядерного оружия. Спрашивается, можем ли мы вам рассказывать об этих новых средствах ведения войны, если завтра вы можете – вжжик – неизвестно куда? Вообще откуда вы знаете, может быть, вас именно за этим и прислали?

– Интересная мысль… Кстати, раз уж у нас все время заходит об этом разговор, то по идее эти «они» должны позаботиться о том, чтобы я о них ничего не знал и не догадывался. Вы не находите?

– Находим. Как и то, что «они» должны позаботиться о том, чтобы за вами проследить.

– Короче, – подытожила Светлана, – мы организуем для вас искусственный хроноклазм.

В наступившей тишине Виктор услышал, как стучат капли о ткань зонтиков. Почти как счетчик Гейгера, подумал он почему-то.

– Хроно… что?

– Хроноклазм. То есть ситуацию, когда вы с виду как бы участвуете в боевых действиях, но не можете на них влиять. Ну, как в «Конце вечности» у Азимова. Эти классики иногда дают хорошие мысли, – пояснил Гаспарян.

Виктор промолчал. Он не помнил, что там было у Азимова, хотя когда-то и книгу читал, и даже фильм смотрел – один раз, потому что не очень понравился.

– Мужчины, ну давайте пойдем к машине, – вставила Светлана Викторовна, – тут, кроме ОРЗ[20], ловить уже нечего.

Дождь усиливался. Тонкие кружки расходились на лужах как радиоволны от импульсного сигнала (полвека назад сравнили бы наоборот).

– Ну а я что, просто зрителем буду? – продолжил Виктор уже на ходу. – Хотелось бы чем-то быть полезным обществу, раз уж я здесь живу. Да и на нормальную квартиру заработать.

– Ну, бездельничать мы вам не дадим, – тут же возразил Гаспарян, аккуратно перешагивая впадинки с лужами, чтобы не замочить туфель на тонкой подошве, не совсем по сезону. – К примеру, вот вам проблемка. Лет десять назад что делать с фундаментальной наукой – вроде как было ясно. На Западе придумали систему грантов, стимулирующее действие выше крыши, казалось, внедряй – и будет людям счастье. Ан нет. По данным наших аналитиков, в США просто выделился слой успешных грантоискателей, то есть профессионалов не по тому, как раскрывать тайны природы, а по охоте за этими самыми грантами. И они настоящих ученых потихоньку выживают. В частности, у них университетская профессура – это слой, определяющий денежные потоки не только своих работ, но и фактически всего университета. И вообще у них в этой системе западной науки вроде как процветание, обеспеченность, но все поделилось на ремесленные цеха. Каждый ковыряется только в своей области и не представляет себе, что делают рядом. И вся система исследовательской работы это средневековое разделение поддерживает. А ведь для того, чтобы найти что-то качественно новое, надо осмыслять знания из разных сфер! Самые крупные открытия всегда делались на стыке дисциплин.

– Значит, нужны энциклопедисты.

– Нужны энциклопедисты. Но тут дело в том, что ученый и так еле-еле успевает ознакомиться с информацией в своей области, потому что слишком много работ и знаний, и чем шире он пытается охватить область, тем меньше у него возможностей проверять получаемую информацию и оценивать ее правильность, ценность и так далее. В лучшем случае начинает развиваться верхоглядство, в худшем – мозг начинает некритично перемалывать и всякие непроверенные, но заманчивые гипотезы, которые воспринимаются как «результат исследований», и ученый ударяется в мистику. Уже нескольких человек так потеряли в программе подготовки гениев. Не физически потеряли, а как специалистов. Человек начинает нести чушь всякую, смешивает факты и плоды своей фантазии. Вот вторая задача – как этого избежать.