Никто не уйдет живым - Адам Нэвилл

Звук повторился, влажный и тягучий; чмокающий рот в темноте.

Эмбер проглотила комок в горле.

Заговорить – если он хотел сделать это – гостю не удалось, словно то, что служило ртом, было чем-то закрыто, или не могло больше работать так, как прежде. Шипящая, почти захлебывающаяся слюной, это, показалось ей, была еще одна попытка произнести ее имя.

– Шшштеффф.

– Райан. – Ее собственный голос был на грани срыва, подточенный страхом и шоком, и неверием.

– Сссалокххх… – То, что последовало дальше, было неразборчивым, но повторилось трижды, прежде чем она различила «Мы можем уйти» в чем-то, напоминавшем «Ы ошм йти», или что там пыталось выговорить это слюнявое нечто.

Эмбер гадала, не слышит ли голос у себя в голове.

– Райан? Я уже не там, – сказала она мерцанию, которое начало угасать. – Райан, Райан, я уже не там. Уже нет. Почему ты здесь? Почему ты…

Она потеряла из виду смутное пятно света, обернувшееся зеленоватым, выцветшим фосфоресцированием за капотом ее машины. Оно стало напоминать движение силуэта, наложенное на темный фон, сделалось неясным, как рентгеновский снимок, как размытый пленочный негатив, а потом растворилось в воздухе.

Эмбер вошла в гараж. Ноги немедленно обожгло холодом цемента. Она чуяла запах масла, тихие выдохи новой машины в состоянии покоя, новые кирпичи и свежий бетон. Комки пыли собрались вокруг ее ног, как будто она вошла в большой загон, полный серых кроликов.

– Райан? – прошептала она. – Райан?

Эмбер повернулась и нашарила на стене выключатель, зажгла потолочный свет. Тени немедленно отпрянули, мгла отступила, белая штукатурка потолка засияла. Эмбер прошла мимо «Лексуса» к воротам гаража, все время опасаясь, что кто-то потянется к ней из-под машины и ухватит за голую щиколотку.

В гараже никого не было. Только пыль.

Но кто-то сюда заходил. Разве нет?

– Хо, хо, хо.

Эмбер закричала.

Смех, доносившийся из-за ворот гаража, был низким и принужденным, безрадостным и издевательским, и она знала, где слышала этот презрительный звук раньше.

Воздух гаража заполнился вонью немытого туалета, застоявшегося табачного дыма, заплесневевшего ковра, вытоптанного до белой основы, и испарений из-под половиц: пыльных, загаженных мышами, обоссанных, опрысканных освежителем и обоссанных вновь.

Эмбер начала задыхаться.

Она скорее ввалилась, чем заскочила обратно в кухню.

За окнами включились сенсорные фонари.

– Как меня зовут?

Голос в коридоре рядом с кухней либо быстро изменился, либо его заместил другой, более взволнованный, эти знакомые слова как будто произнесла молодая девушка, стоявшая рядом со входной дверью. Но настойчивость, с которой говорила вторая женщина внушила Эмбер еще большую панику:

– До того, как здесь… тогда. Некуда… туда, где другая… холод… меня зовут?

Послышался третий голос, звучавший так, словно говорившая стояла посередине лестницы. И, кем бы она ни была, звучала она изнуренно:

– А потом ты сказал… я сказала… я бы не… неблагоразумно… Но кто я такая… Ты, ты сказал мне… Ты поклялся… это было… что-то значило… знак… боялась, тем больше я… и теперь я знаю…

Эмбер вышла в коридор. Там никого не было, и на лестнице тоже.

– …вовлечен… ты… ты сказал… не так просто… должна понять… Не собираюсь… отказываюсь. Я сказала. Я сказала… не перестал… и посмотри… что случилось… свет… вообще слушаешь?

Это был голос из далекого камина. Слова пронеслись по воздуху в сопровождении запаха разрухи, которым повеяло из кухни.

Эмбер отступила к двери гостиной. Ударив по выключателю, зажгла лампы на потолке.

Еще один голос донесся с кухни; голос подростка, напуганной и потерянной девочки, когда-то похороненной под половицами ада:

– Я… не… можете найти… где… где… это… я?

Синяя вспышка под потолком гостиной и коридора, звон разбившегося тонкого стекла – и в доме выключился свет.

Эмбер вскрикнула.

Желтый свет из сада ударил в дом, отыскал щели и просочился внутрь. Эмбер потребовалось несколько секунд, чтобы понять – это включились галогеновые сенсорные фонари на задней стене. Вторжение.

К горлу подступала рвота. Изо рта не вырывалось ничего, кроме поскуливаний, а мысли распадались в черном хаосе. Споткнувшись, она чуть не упала, потом восстановила равновесие, только чтобы врезаться лицом в стену у подножия лестницы.

«Беги отсюда, беги отсюда, беги!» Входная дверь, ей нужно добраться до входной двери и выбраться из дома. Позади, за самой ее спиной, тихий, дрожащий голос молодой девушки прошептал:

– Мне холодно… Мне так холодно… Обними меня.

Эмбер обернулась, чтобы посмотреть, кто стоит около лестницы.

Никого.

В холле Эмбер обогнули шаги, спеша добраться до двери раньше нее. Поток холодного воздуха коснулся ее шеи, как призрачные руки. Из темной гостиной донесся смешок: «Хо, хо, хо».

Из еще одного незримого рта, в гараже, донесся голос пожилой, гневной, агрессивной женщины, заставив кровь в казавшемся невесомым теле Эмбер не бежать, а лениво сочиться.

– Никого не злословить… не сварливыми… всякую кротость ко всем… несмысленны, непокорны, заблудшие… – Голос тек по неосвещенному воздуху первого этажа, ударяясь о потолок и задевая стены, заполняя все пространство коридора, в котором остановилась Эмбер. – Похотей и различных удовольствий… в злобе и зависти, были гнусны… ненавидели друг друга… благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога…

Эмбер упала на колени и зажала уши. Звук голоса был слишком страшен, он сводил с ума. Каждое слово, произнесенной женщиной, уносило с собой частичку ее самообладания. А под самообладанием было что-то красное и черное, и бездумное; она чувствовала дикий, пьянящий жар его энергии. Выталкивающейся наружу.

– Еретика… первого и… вразумления… отвращайся… Зная, что таковой… развратился… грешит… будучи самоосужден…

«Застрелись».

– Прекрати!

«Выстрели себе в рот».

– Нет!

«Они заполняют тебя, заполняют тебя черным, мертвым».

Что-то начало стучаться в окна веранды на дальней стороне комнаты для отдыха.

Сад за домом оставался затопленным оранжевым светом сенсорных фонарей. Свет просачивался в холл через комнату для отдыха. Сквозь дверь гостиной Эмбер видела, как захватывают пол свежие комья пыли. Различала черные деревья и темную траву сада, очерченные оранжевым контуром того, что выглядело как преждевременный или поддельный дневной свет. Кто-то стоял на веранде, заглядывал внутрь.