Кодекс экстремала - Андрей Дышев

– Я попробую, – ответил Альгис и пожал плечами.

– Где Малыгин?

– Не знаю. Я не видел его с тех пор, как вы уехали с ментами. Скорее всего он в Москве, при Милосердовой.

– Какую роль вы отвели ему? Он кто, любовник Эльвиры или киллер? А может быть, то и другое?

Альгис усмехнулся – распухшие губы шевельнулись, и это напомнило гримасу боли.

– Не знаю, любовник он или козел… Мне кажется, Милосердова использует его для самой дурной работы. А он соглашается на все. То, что он пас тебя, – это так, мелочь.

– Милосердова в последние дни не появлялась здесь?

– Нет, она в Москве.

– Естественно, вместе с деньгами?

– Насчет денег меня не информируют.

– Где Гурули?

– Не знаю. Может быть, в Ялте, может, в Симферополе. Он здесь давно не появлялся.

– За мной охотятся. Чьи это люди? Сысоевой?

– Вряд ли. Сысоева этим не занимается. Тебя рано или поздно убьют люди Гурули.

Он сказал «убьют» настолько уверенным тоном, что мне стало не по себе.

– Но Лепетихе звонила и заказывала убить меня Сысоева?

– Это был заказ Гурули. Она его просто озвучила.

– И она же потом убила Лепетиху?

– Возможно. Она больше Гурули заинтересована, чтобы на офис не упала тень.

– А чем еще занимается твоя хозяйка?

– Компьютерами… Я не вникал подробно. Тонкая материя.

– Жаль. Если бы вник, то, может быть, не было бы необходимости заходить в офис… Ну что ж, выходим!

Я отщелкнул из рукоятки пистолета магазин, убедился, что в нем достаточно патронов, и вогнал его на прежнее место. Альгис в нерешительности топтался у задней дверцы, а когда Анна вышла из машины, потянулся за коробкой, но я остановил его.

– Коробку возьмет она, – и кивнул на Анну.

Анна обратила на меня недоуменный взгляд.

– Давай, давай, милая, – ответил я. – Ты понесешь коробку, я – пистолет, а Альгис – свои грехи. У каждого свой крест.

Почувствовав, как спину гладит ствол «макарова», Альгис опустил руки, затолкал платок в карман брюк и стал медленно подниматься по лестнице. Мы с Анной – следом за ним.

– Как зайдешь, – тихо сказал я ей, – вырони коробку у ног охранника.

Она кивнула. Мы поднялись на крыльцо к обитой железом двустворчатой двери с глазком, над которой тускло светила лампочка. На последних ступенях Альгис едва передвигал ноги и, возможно, не дошел бы до двери вообще, если бы я не двинул его кулаком по пояснице, чтобы приободрить.

– Смелей! – ласково сказал я ему.

Альгис вытянул руку вверх, нащупал кнопку спрятанного за облицовочной доской звонка и надавил на нее. Из-за двери донеслось приглушенное бульканье мелодии. Звонить пришлось несколько раз, пока наконец не лязгнул замок. Но металлическая дверь не открылась – по-видимому, она была двойной. Глазок загорелся маленькой лампочкой.

– Альгис, ты? – раздался изнутри сонный мужской голос.

– Да, я, – ответил Альгис не своим голосом и покосился на меня. Он вел себя как нашпигованный шпаргалками двоечник на экзамене. Анна переступила с ноги на ногу. Она устала держать коробку.

– А чего это тебя в такое время принесло? – спросил охранник, не торопясь открыть дверь.

– Дискеты надо выгрузить, – ответил Альгис и очень неестественно кашлянул.

Заскрежетал засов, дверь приоткрылась. Немолодой охранник с помятым от сна или пьянства лицом глянул на нас.

– Кто это с тобой? – спросил он, на всякий случай закрывая собой проход.

– Приятели, – ответил Альгис. – Помогают…

«Нет, – подумал я, – он не хочет, чтобы мы с ним расстались мирно. Он не старается, он отвратительно врет, а ведь наверняка может делать это лучше».

– Я позвоню хозяйке, – ответил охранник, подозрительно глянув на нас. – Разрешит – впущу.

В одно мгновение я понял, что произойдет дальше. Охранник снова закроет дверь, позвонит на лесную дачу, скажет, что ни с того ни с сего приперся Альгис с незнакомыми мужиком и бабой. Сысоева, если не полная идиотка, сразу догадается, кто такие «мужик с бабой». О последствиях не хотелось думать.

Мне оставалось лишь кинуться на дверь с отчаянной решимостью, пробить ее своей головой, но положение спасла Анна. Не дожидаясь, когда охранник закроет дверь, она выпустила из рук коробку. Та упала у самого порога, упаковки с дискетами вывалились к ногам охранника. Закрыть дверь, не раздавив коробки, уже было невозможно.

Анна ойкнула, присела на корточки и стала торопливо подбирать товар с пола.

– Раззява! – выругался я, хотя было бы логичнее сделать это Альгису. – Руки у тебя не к тому месту пришиты!

Охранник вдруг пожалел Анну:

– Ну что вы девчонку обижаете!.. Бывает! – И наклонился, чтобы помочь.

От удара рукояткой пистолета по затылку он на секунду застыл, будто прислушивался к своим ощущениям, медленно оперся руками о пол, словно, уподобляясь гигантской жабе, хотел запрыгать, и уткнулся лицом в пол. Анна, перешагивая через него и рассыпанные коробки, первой прошла в дверь. Я подтолкнул Альгиса, который, кажется, уже плохо ориентировался в пространстве и не знал, куда ему идти.

Охраннику я немного повредил кожу на темечке, но в общем он легко отделался. Пока он не пришел в себя, я заклеил ему рот и перемотал руки, заведенные за спину, скотчем. Анна подобрала с пола оставшиеся дискеты и картриджи, закрыла входную дверь на засов, кивнула на коробку и сказала Альгису:

– Бери, теперь твоя очередь.

Крокодил, все глубже погружаясь в состояние прострации, не сразу понял, чего от него хочет Анна. Он поднял коробку с пола и, не зная, что с ней делать, поставил ее на прежнее место. В это время неожиданно загудел зуммер телефона.

Мы все замерли, глядя на телефон-трубку, закрепленный на стене.

– Кто это может быть? – спросил я у Альгиса.

– Это телефон прямой связи.

– С лесной дачей?

– Да. Охранник обязательно должен ответить.

После короткой паузы зуммер снова загудел. Альгис, кажется, повеселел, заметив наше с Анной замешательство.

Я направил на Крокодила пистолет. Телефон замолчал.

– Не думаю, что у тебя есть основания для оптимизма. Ты вряд ли очень нужен своим хозяевам, а мне тем более, – сказал я. – Если сейчас сюда нагрянут «быки», мы будем прикрываться тобой как зонтиком от брызг. Поэтому в твоих интересах, чтобы мы ушли отсюда как можно быстрее.

И все-таки Альгис снова обрел уверенность в благополучном исходе дела. Кажется, по его распухшим губам пробежала тень улыбки.