Из ада в рай и обратно. Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну - Аркадий Ваксберг

По докладной записке Берии, вновь возглавившего министерство внутренних дел (оно, как в тридцатые годы, поглотило в себе госбезопасность), политбюро, которое все еще, в соответствии с новым партийным уставом, называлось президиумом ЦК, приняло 3 апреля постановление о ликвидации «дела врачей» (освобождению подлежали в общей сложности 37 врачей и членов их семей) и «о привлечении к уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»[1]. Особо изощрявшимся оказался, в сущности, один лишь Михаил Рюмин, садист и зоологический антисемит, втянутый в масштабную кремлевскую игру: ему была отведена роль козла отпущения. Еще 16 марта, до постановления политбюро, Рюмина арестовали и более чем год спустя, 22 июля 1954 года, расстреляли.

Такая же участь постигла еще нескольких палачей из той же зондеркоманды, в том числе недавнего министра госбезопасности Виктора Абакумова, наиболее зверствовавших садистов Владимира Комарова и Николая Леонова. Зато основной костяк бригады следователей-истязателей отделался легким испугом: даже тем, кого лишили генеральских и офицерских званий и исключили из партии, какое-то время спустя вернули партбилеты, а вообще без работы, то есть без средств к существованию, они не оставались ни одного дня. Судить их вообще не собирались, испугавшись цепной реакции возмездия, остановить которую было бы трудно.

Берия документально зафиксировал в той докладной записке, хотя и очень кратко, факт убийства Михоэлса, возложив вину за это на исполнителей: заместителя министра госбезопасности СССР Сергея Огольцова и министра госбезопасности Белоруссии – своего недавнего друга и протеже – Лаврентия Цанаву. Оба этих палача действительно были физическими убийцами, но о тех (о том!), кто направлял их руки, не было сказано ни слова: время еще не пришло.

За кратчайший промежуток времени между смертью Сталина и реабилитацией врачей произошла еще одна загадочная смерть от «несчастного случая», которую напрямую связывают с тем же делом, хотя в действительности, как мы увидим, связи нет никакой. И однако же – она есть, но состоит совершенно в другом: разоблачив злодейское убийство одного, тот же самый разоблачитель – вездесущий Берия – сразу взялся за другую жертву, доказав, что никаких перемен ни в системе, ни в методах расправы с неугодными не предвидится и что бандитский режим каким был, таким и остался.

В двадцатых числах марта за получением международной Сталинской премии в Москву прилетел друг Эренбурга, левый французский общественный деятель Ив Фарж. Один из руководителей Сопротивления, комиссар республики в Лионе, он некоторое время после войны занимал пост министра продовольствия и очень симпатизировал Советскому Союзу.

Эренбург, называя Фаржа одним из наиболее близких ему людей, посвятил своему другу целую главу в мемуарах «Люди, годы, жизнь». Но там нет ни слова о том, зачем Ив Фарж, получив из рук Эренбурга премию, через день вылетел в Грузию, почему категорически настаивал, притом еще из Парижа, на посещении Тбилиси и какая версия, наконец, возникла сразу же после того, как 31 марта Фарж погиб в автомобильной катастрофе (да, опять автокатастрофе) по дороге из Гори, куда ему навязали экскурсионную поездку, обратно в свой тбилисский отель. В середине шестидесятых годов, когда Эренбург писал и печатал свои мемуары, на это можно было, наверно, каким-то образом, хотя бы иносказательно, намекнуть. На худой конец, какую-то часть главы написать «в стол», где она могла бы подождать до лучших времен.

Широко распространенная версия гласила, что Ив Фарж прилетел в Москву «по настоянию Всемирного Совета Мира, чьим генеральным секретарем он был, чтобы получить информацию в связи с предстоящим процессом врачей», что он потребовал свидания в тюрьме с «кем-нибудь из врачей» и что «встреча Фаржа с мнимым убийцей состоялась в тюрьме». Еще того больше, он «обратил внимание на почерневшие ногти своего собеседника – того явно пытали»[2].

Эту версию, даже не пытаясь ее проверить хотя бы простым сопоставлением дат, развил Евгений Евтушенко в снятом им по своему же сценарию фильме «Похороны Сталина». Между тем речь идет о примитивном и неумном апокрифе, нарочито распространявшемся Лубянкой в те самые «сто дней», когда в руках Берии сосредоточилась необъятная власть. Запущенная им дезинформация имела целью отвлечь внимание от истинной причины гибели Фаржа в «автокатастрофе».

Эренбург рассказал в мемуарах, сколь сложным путем, через Прагу, он доставил в Москву своего друга. Как сказано выше, Фарж прибыл для того, чтобы получить присужденную ему премию, а вовсе не по чьему-то настоянию с инспекторской целью. В последних числах марта освобождение врачей уже было предрешено. Ни вырванных, ни черных ногтей не было ни у одной из жертв, иначе в дошедших до нас многочисленных свидетельствах самих пострадавших это было бы отражено. Нет никаких – ни прямых, ни косвенных – данных, подтверждающих факт посещения Фаржем Лубянки или иной тюрьмы. Никогда ни один «белый халат» не рассказывал о встрече с Фаржем в тюрьме – не случайно же в соблазнительно зловещей версии, запушенной бериевцами, нет ни конкретного имени узника, с которым беседовал Фарж, ни упоминания о том, что же этот узник все-таки сообщил своему иностранному гостю.

Между тем нет никакого сомнения в том, что Фарж действительно был злодейски убит. Существует рассказ очевидца – сотрудника аппарата Верховного Совета СССР Сергея Усанова, записанный его непосредственным начальником, секретарем Комиссии по иностранным делам Совета Национальностей Верховного Совета СССР Ефимом Юрчиком и подтвержденный им самим в письме журналисту Зиновию Шейнису[3].

Из Тбилиси Фаржа повезли в город Гори – родину Сталина: через неполный месяц после смерти вождя и задолго до его разоблачения Хрущевым это был вполне естественный ритуал, обязательный для всех иностранных гостей. Там ему устроили не предусмотренное программой пышное застолье, затянувшееся до полуночи, а потом по горной дороге отправили на машине обратно в Тбилиси. Вопреки правилам безопасности Фаржа посадили рядом с шофером. На одном из самых опасных поворотов, в горном ущелье, дорогу перегородила грузовая машина, ослепившая шофера включенными фарами. Объезжая препятствие на полном ходу, водитель не заметил другой машины, в темноте, с погашенными фарами, стоявшей тут же, с краю. Удар пришелся точно по тому месту, где сидел Фарж. Ни жена Фаржа, ни переводчица Лебедева, ни сопровождавший их Усанов, сидевшие сзади, ни даже водитель – офицер госбезопасности – не пострадали: в операции участвовали мастера-профессионалы. Сопровождавшая Фаржа машина с охраной инсценировала погоню за виновниками аварии, но быстро «выдохлась», и больше виновных никто не искал.

Несомненное убийство Фаржа никакого отношения к делу врачей не имеет, но, поскольку и хронологически, и в связи с запущенной легендой его к этому делу искусственно «пристегнули», необходимо разобраться, чем же оно все-таки было вызвано. Ответ можно найти в разрозненных, скомканных показаниях Берии и свидетелей по его делу на следствии, проходившем в июле – декабре 1953 года[4].

Во время войны, в сорок втором году, в плен к немцам попал племянник жены Лаврентия Берии – Нины Теймуразовны – Теймураз Шавдия, любимец семьи. Не отличавшийся ни высокими моральными качествами, ни стойкостью, но зато славившийся усердием и жестокостью, Теймураз сразу же согласился (по более вероятной версии – напросился) на сотрудничество с гитлеровцами и вступил в так называемый «грузинский легион», который входил в состав нацистской службы безопасности (СД). Он особенно отличился во Франции, где участвовал в расправах над участниками Сопротивления и плененными солдатами Красной Армии и союзнических войск. В 1944 году, в ходе освобождения Франции, он был захвачен американцами и находился в лагере для военнопленных.