Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - Леонид Беловинский

Суровость, даже грубость и скаредность были не врожденными качествами: они воспитывались с детства. Купеческая карьера нередко начиналась с «мальчиков»: на практике происходило овладение навыками различных форм торговли, умением отбирать товар при оптовых закупках, нанимать работников, рассчитывать издержки и прибыли. Сын дмитровского купца 1-й гильдии Иван Толченов участвовал в делах отца с 14 лет. Сначала под надзором приказчиков, а потом самостоятельно закупал хлеб в Орле, нанимал барки и бурлаков, сопровождал их до Петербурга и там сбывал товар. Уже в 15 лет он по полгода находился в разъездах. Разумеется, те, кто служил у своих родителей, были в лучшем положении, нежели отданные «в учение» мещанские и крестьянские дети. Положение мальчиков тоже характеризует моральный облик купечества. О жизни купеческой Москвы подробно поведал И. А. Слонов, в 60-х гг. очутившийся в «мальчиках» в лавке купца Заборова в Ножевой линии Китай-города. Лавка была большая, занимала три этажа, и служило в ней 10 приказчиков и 13 мальчиков: «Мальчики, находясь в лавке, в присутствии хозяина и приказчиков не могли садиться и должны были находиться целый день на ногах. Работы в лавке им всегда было много. Главная обязанность их заключалась в побегушках: заставляли бегать в трактир за водой, за чаем, за водкой, в кухмистерскую за хозяйским обедом, а также таскать ящики с резиновыми галошами, весом в три-четыре пуда, снизу в третий этаж. Мы носили ящики на спине, с помощью веревочных лямок. Это была одна из самых тяжелых работ. Каждому из нас приходилось внести кверху от десяти до двадцати ящиков. Более слабые мальчики, идя по винтовой лестнице, падали под тяжестью ящика и сильно разбивались. Вечером мы разносили на дом покупателям купленные ими чемоданы, саквояжи и обувь. Одним словом, в лавке мальчики не имели ни минуты отдыха. В то время жизнь торговых мальчиков в городских рядах была тяжелая, сопровождавшаяся лишениями и наказаниями.

…В купеческой среде царствовали полнейший произвол и деспотизм; при этом главными козлами отпущения были мальчики. Их наказывали и били все, кому было не лень, начиная с хозяев и кончая дворниками…

Я всегда отличался большой смекалкой и быстрым и точным исполнением приказаний. Это было замечено и оценено моим хозяином, и меня через четыре месяца перевели… на второй этаж – в детское отделение… Я энергично взялся за дело и скоро научился примеривать детишкам башмаки, а затем назначать за них цену, причем, боясь продешевить, я немилосердно запрашивал ‹…›. «Упустить», то есть не продать… по какой бы то ни было причине, хотя бы и не зависящей от служащего, последнему всегда вменялось в вину, за которую приказчикам тут же, при покупателях, хозяин делал строгий выговор, а мальчиков хватал за волосы и стучал головой о чугунную лестницу ‹…›.

Из ежедневных походов мы, усталые и голодные, поздно ночью возвращались в дом Заборова, находившийся на одной из глухих и отдаленных улиц Замоскворечья, где нас ждали тяжелые работы.

Все тринадцать мальчиков помещались в нижнем этаже, в одной большой комнате; в ней было два окна с толстыми железными решетками, выходившими на церковный двор. Спали мы на нарах, на тюфяках, набитых соломой.

По строго заведенному порядку мальчики, придя домой, тотчас же снимали с себя платье и сапоги и облачались в посконные грязные халаты, подпоясывались веревками, на ноги надевали опорки.

В таких арестантских нарядах каждый из нас приступал к своей работе. Она заключалась в следующем: старшие мальчики по очереди ходили с ушатом на бассейн за водой: ее ежедневно требовалось не менее десяти ушатов. Младшие мальчики чистили платье и сапоги хозяевам и приказчикам, оправляли и зажигали десятка полтора ламп, чистили и ставили многочисленные самовары, кололи дрова, катали белье, возили снег с мостовой, бегали в булочную, в мясную лавку, в Никольскую аптеку и т. д. ‹…›.

В воскресные и праздничные дни, перед всенощной и обедней, певчим (служащие Заборова исполняли их роль: хозяин был церковным старостой. – Л. Б.) полагался чай с сахарным песком и черным хлебом; того и другого выдавали вдоволь, и мы, пользуясь своей привилегией, угощались до отвала.

После этого на целую неделю нам приходилось «зубы класть на полку», так как в остальные шесть дней нас не только не поили чаем, но нередко заставляли голодать ‹…›.

В качестве доверенного лица я получал на обед в магазине ежедневно по 25 копеек, и для меня этого было совершенно достаточно. Но дома нас кормили очень плохо; мы ложились спать почти всегда голодными. Ужин наш состоял из кислых пустых щей (мясо из них шло приказчикам) и гречневой каши с черным «фонарным» маслом…

Однажды к концу года солонина почему-то испортилась, стала издавать сильное зловоние, и в ней завелись большие белые черви. Чтобы не пропадать добру, «дедушка» приказал варить солонину в щах и давать мальчикам ‹…›.

В то же самое время нищих он (хозяин. – Л. Б.) щедро оделял деньгами и устраивал для них ежегодно в августе обеды.

Это делалось таким образом: за неделю до назначенного для обеда дня всем служащим приказывали оповещать встречавшихся нищих об обеде. Утром в назначенный день нищих собиралось у дома Заборова более двух тысяч человек.

Их, партиями по двести человек, пропускали во двор, где для них устраивались временные столы и скамейки.

Усадив нищих за столы, все тринадцать мальчиков, одетые в арестантские халаты, подпоясанные веревками и с опорками на ногах, разносили им в больших деревянных чашках обед, состоявший из щей с мясом и гречневой каши с салом.

Затем давали еще квас: нищие его черпали из большой кадки, стоявшей на дворе.

В этот день мы были сыты» (162; 48–64).

Вот это-то кормление тысяч нищих, ктиторство в храмах и жертвование на них, на постройку церквей и отливку колоколов и вспоминают нынешние певцы старого русского купечества, забывая о положении мальчиков и приказчиков. Жертвовали тысячи, наживаясь копейками на безответных мальчиках.

Впрочем, поступивший в мальчики к Огняновым С. В. Дмитриев, тоже много работавший (топка печей, чистка обуви и пр.), как описывалось выше, на содержание не только не жаловался, но быстро поправился, раздобрел и изумлял приходившую навещать его мать своим питанием; одевали его в то, что стало мало сыну хозяина. Так что разные были купцы…

Дело было даже не в духовном облике хозяина, а в традициях. Известный впоследствии книгоиздатель И. Сытин начинал свою карьеру «мальчиком» у тоже небезызвестного книготорговца П. Шарапова, с которым быстро сдружился, став настоящим членом семьи: «Вся самая черная работа по дому лежала на мне, – вспоминал Сытин, – вечером я должен был чистить хозяину и приказчикам сапоги и калоши, чистить ножи и вилки, накрывать приказчикам на стол и подавать кушанье; утром – приносить из бассейна воду, из сарая – дрова, выносить на помойку лохань и отбросы, ходить на рынок за говядиной, молоком и другими продуктами… Через год я стал камердинером хозяина, служил у него с его близким слугой. Одной из моих обязанностей было сметать пыль и чистить серебряные и золотые части риз и лампад в древней молельне. Здесь я часто слушал назидания хозяина и читал по его совету церковные книги.