Птица малая - Мэри Д. Расселл

В приватной беседе отец Генерал дал Йоханнесу Фолькеру понять, что Сандоса никогда больше не следует обвинять в симуляции. Фолькер согласился, признав, что это было ошибкой. Остальным тоже было сказано: когда Сандос артачится, никто не должен на него давить. Даже мягкое манипулирование, которое практикует Джон Кандотти, отталкивает этого человека еще дальше.

Когда, после этого перерыва, слушания возобновились, в них произошли бесспорные изменения. Сначала все заметили внешний признак. Теперь Сандос лучше управлялся с бритвой. Аккуратно подстриженная борода была черной, но с непривычными полосками серого, заключавшими в скобки длинную линию рта; так же как его темные и непроницаемые глаза были отчеркнуты полосками серебряных бровей.

Теперь перед ними был другой, многоликий Сандос. Иногда они имели дело с Испанцем, неуязвимым и аристократичным, — человеком, отстроившим наново стены замка и нашедшим некий бастион, с которого он мог защищать свою неприкосновенность, чье спокойствие не поколебать колкими вопросами о его возлюбленных чадах, ныне покойных. Или с Мефистофелем, бесчувственным и невозмутимым, коему знакомы любые глубины преисподней, а слезливые эмоции совершенно не свойственны. Чаще всего это был доктор Эмилио Сандос: лингвист, ученый, человек с огромным опытом, присутствующий на скучном коллоквиуме, который имеет некоторое отношение к сфере его деятельности и после которого труды самого Сандоса и его коллег, возможно, будут наконец опубликованы.

В этом новом режиме сессии начались с вопроса, заданного Рейесом, профессором сравнительной теологии, и касавшегося вероятности того, имеется ли у руна какая-либо концепция души. Доктор Сандос, лингвист, не выходя за пределы своего предмета, цитировал грамматические категории руна, используемые для ссылок на предметы невидимые и невизуальные. Рейес полагал, что это может указывать как минимум на способность понимать концепцию души, даже если руна не пришли к этому сами.

— Вполне возможно, — согласился Сандос. — В сравнении с джанаата или с нашим видом руна не отличаются творческим мышлением. Возможно, следует сказать: оригинальным. Но получив базовую идею, они весьма созидательны в ее детальной разработке.

— Мне кажется, что это постоянно всплывающее понятие «сердца» может быть аналогом души, — сказал Фелипе.

— Поймите, «сердце» — это мой перевод. Оно может быть близко к концепции души в живой личности, но я не знаю, верят ли руна в то, что сущность индивидуума продолжает жить после его смерти…

Он умолк. Его тело напряглось, словно бы приготовившись встать, но затем заговорил Испанец:

— Когда умирали люди, я был не в том состоянии, чтобы интересоваться верованиями руна.

А мигом позже вновь возник доктор Сандос, обратившийся к Джулиани:

— Энн Эдвардс отправила на Землю несколько статей на тему «сердца». Могу я привести резюме ее наблюдений, сэр? Или это является формой преждевременной публикации?

— Ничто из сказанного в этой комнате не предназначено для публикации. Прошу.

Сандос снова повернулся к Фелипе:

— Доктор Эдвардс полагала, что концепция «сердца» и теория болезни у руна тесно связаны и служат весьма мягкой формой социального контроля. Руна не склонны к открытой агрессии и утверждают, что никогда не сердятся. Если, например, кому-то отказали в законной просьбе, помешали или его каким-либо образом разочаровали, он впадает в состояние пораи. Когда вы пораи, ваше сердце печально и вы можете заболеть или стать подверженным несчастным случаям. Сделать кого-то печальным — это очень плохо, понимаете? Если делаешь другого пораи, ощущаешь значительное социальное давление уступить просьбе или обеспечить компенсацию предполагаемой жертве: извиниться либо сделать какой-нибудь подарок, который вернет в сердце жертвы радость.

— Тут имеется немалый простор для злоупотребления подобной концепцией, — заметил Фолькер. — Что удержит людей от заявлений, что они пораи, — просто для того, чтобы получать подарки?

— Руна почти никогда не находятся в одиночестве. Едва ли хоть какое-нибудь социальное взаимодействие происходит без свидетелей, поэтому там трудно просто измыслить инцидент. Но часто возникает несогласие насчет серьезности состояния пораи у жертвы и по поводу количества или формы надлежащей компенсации. Если спор становится громким, его участникам говорят, что они делают фиерно — большой шум. Устраиваешь фиерно — привлекаешь грозы, которые бывают сильными и разрушительными.

Сделав паузу, Сандос отхлебнул воды, обращаясь со стаканом с заметно прибавившейся сноровкой, хотя ему пришлось замолчать и сосредоточиться на задаче. Он поднял стакан в сторону Джона, словно провозглашал тост в его честь.

— Новые фрикционные подушечки, — сообщил он. Джон одобрительно кивнул, и Эмилио продолжил:

— Родители говорят о грозе, увещевая детей, приучая не спорить и не поднимать крик, требуя чего-либо. «Сделай свое сердце спокойным, или начнется гроза». Грозы происходят часто. Детям легко поверить, что есть некая связь между их шумом и плохой погодой.

— А что, если гроза случается, когда никто не спорит? — спросил Джон.

Пожав плечами, Эмилио состроил гримасу, говорившую: «Это же очевидно».

— Кто-то в соседней деревне сделал фиерно.

И оба улыбнулись ловкости трюка.

— Перед появлением Супаари Ва Гайджура вы подозревали, что на Ракхате существует вторая разумная раса? — спросил Йоханнес Фолькер.

Это выглядело как намеренная смена темы, и к нему повернулся Испанец, явно ожидавший атаки и приготовившийся ее встретить.

— Нет.

Но затем признал:

— Вообще-то были намеки. Например, у руна десять пальцев, но система счисления основана на шести. Это обрело для нас смысл, когда мы обнаружили, что рука джанаата имеет лишь три перста. И с самого начала мистер Эдвардс и мистер Квинн заметили несоответствие между культурой руна, которую мы наблюдали в Кашане, и культурой, которая отправила радиосигналы, приведшие нас на Ракхат.

Австриец был на удивление миролюбив.

— Да. Насколько помню, отец Робичокс приписал эту аномалию культурным различиям в экономическом и техническом развитии, — сказал Фолькер. — Мне пришло в голову… может, вас подвела грамматика языка руна, в которой предметы, не видимые в настоящий момент, являются тем же, что предметы, которых нельзя увидеть никогда? Это могло ввести вас в заблуждение. Даже если руна сказали бы вам насчет джанаата, вы не могли знать, что они реальные существа, а не порождения мифов.

Сандос посмотрел на него долгим взглядом, словно решал, как воспринять такое изменение тона.

— Да, — согласился он в конце концов. — На самом деле, нам было велено остерегаться джанада. Очевидно, родственное слово. Мы полагали, что джанада — это леший, которым пугают детей. Мы сочли это еще одним подтверждением того, что руна длительное время не принимали нас, исключая мистера Квинна, за взрослых.