Третий проект. Точка перехода - Сергей Кугушев

— Ну что, может, покажешь мне твоих любимых щенков? — с улыбкой спросил он.

— Вот это дело! — засмеялся в ответ президент. И они, болтая по-дружески, вышли из кабинета…

У китайцев есть проклятие: «Да чтобы жить тебе в эпоху перемен!»

Мудрый народ. Эпоха перемен пугает. Она опасна и зыбка. Она неуютна, неведома и непредсказуема по сравнению со временем, когда все устойчиво и понятно. Послушный конь, вдруг оборачивается свирепым уссурийским тигром. В самые обычные вещи словно дьявол вселяется. Земля вертится, точно гончарный круг. Летящий пух сбивает с ног. Гранит кипит и лед пылает. Последние становятся первыми. Высших свергают. Это — время смут, кризисов и революций. Россия вступила в Эпоху перемен первой.

Но теперь то же самое ждет и весь мир. Разрушив Советский Союз, Запад выпустил на волю демонов нестабильности. Еще недавно казалось: история усмирена, введена в культурное русло, зарегулирована военно-политическими и экономическими блоками, американской гегемонией и наднациональными структурами. А тут — такая неожиданность. Это в стабильную эпоху невозможно свернуть события с накатанной колеи. А в зыбкости Эпохи Перемен достаточно легкого толчка в нужной точке, чтобы разрушить целые царства. Наступает время равноденственных бурь, зарождается мировой тайфун, читатель. Старый мир умирает. В крови и муках нарождается новый миропорядок.

Господи, опять?! Снова — смуты и войны? Да, читатель. Правда необычные войны и непредсказуемые смуты. Снова. И надолго. Старый мир умирает и рассыпается на наших глазах.. История говорит нам — муки и жертвы неизбежны.

Когда в конце второго тысячелетия до нашей эры век бронзы уступал место Железному веку, человечество содрогалось от бесчисленных бед. Под ударами варваров пали утонченные крито-микенская и хеттская цивилизации. В Египте произошла настоящая катастрофа городской жизни. «Народы моря» отмечали свой путь кровью и пожарищами по всему Средиземноморью.

Мир видел, как погибала античность. Как уходила эра имперского Рима, и на смену шло Средневековье. С Севера и Востока накатывали волны свирепых завоевателей. Империя трещала по швам, ее сотрясали внутренние смуты — восстания и гражданские войны. Экономика деградировала, вкусы грубели, жестокость росла. Разбивались оземь совершенные статуи, пылала Александрийская библиотека, на смену изысканной учености приходили дремучая дикость и религиозный фанатизм. Великолепные города превращались в грязные развалины, среди которых паслись козы. Трупы устилают эти времена. После падения Западного Рима под ударами германских племен наступают Темные века. Еще триста лет мир содрогается от нападений хунну, аваров, венгров, викингов-скандинавов, от набегов славян, от арабских завоеваний. Кровь, кровь, и еще раз кровь…

Индустриализм появлялся на свет в родовых муках. С шестнадцатого века Запад раздирают конфликты и войны. Сотни тысяч людей гибнут на кострах инквизиции, на английских виселицах, в ожесточенных религиозных войнах. Только Германия теряет миллионы жизней в Тридцатилетней войне между католиками и протестантами. В Англии власть огнем, петлей и мечом приучает собственный народ к новым правилам жизни. Испания увязает в кровавой каше войны за Нидерланды. Россия переживает «ядерную зиму» первой Смуты. Франция? Ее трясет и корчит два с лишним века! Начиная с войны между гугенотами и католиками — и кончая изуверской эпохой ее революций 1789-1871 годов. И снова мы видим миллионы казненных, утопленных в баржах, погибших от голода и болезней. Мы видим расстрелы людей из пушек, дымящуюся от крови Вандею, разрушенный революционерами Лион. И еще горы мертвых тел на пространствах от Пиренеев до Москвы, от Египта до Скандинавии — как результат наполеоновских войн. Мы видим белеющие кости бесчисленных масс индийских хлопкоткачей, разоренных английской промышленностью.

Так нарождался индустриальный капитализм. Но циклы сжимаются. И наступил ХХ век с тремя мировыми войнами и Великой депрессией, гражданскими усобицами, русской Голгофой и еврейским Холокостом. Уже с сотней миллионов жертв. А теперь — умирает индустриальная эпоха…

Это чувство с какой-то особенной пронзительностью охватило нас в Чечне, в начале 2000 года. Среди разрушенной трансформаторной станции паслись козы. Позвякивая бубенчиками, они бродили среди разбитых стеклянных изоляторов, обвисших проводов и ржавых аппаратных шкафов — остатков советской промышленной цивилизации. Так же, как и их рогатые сородичи полторы тысячи лет назад паслись среди развалин храмов Юпитеру и Диане. А по вечерам мы видели кровавое зарево над Грозным, где шли бои. И чувствовали: настает новая Эпоха Перемен. а впереди было сатанинское падение в клубах дыма двух башен-близнецов в Нью-Йорке, и Бог его знает, что еще …

Страшно всем Потому что настает великая Неопределенность. Мировой джокер. Точка перехода. Мучительное время краха старого мира и нарождения новой Реальности…

В каком мире мы живем?

«В постиндустриальном!» — скажут нам дружным хором в ответ.

А что это такое — постиндустриальный мир, читатель? Это что — царство победившего Завтра? Или мучительное межвременье, затянувшийся переходный период?

Давайте-ка разберемся…

…Удивительное это было время — начало 1970-х. Америка сотрясалась отзвуками негритянских восстаний. Хиппи, дети любви и левые сотнями тысяч кочевали из одного университетского кампуса в другой. Уотергейтский скандал, закончившийся импичментом президента Никсона, был свежей темой газет. А среди интеллектуалов от Лос-Анжелеса до Вашингтона господствовала неуверенность и ожидание счастливых, грозных и неотвратимых изменений.

Расколотый Запад пребывал в глубокой обороне. У самых ворот Америки, в Сальвадоре и Никарагуа, вели успешные операции красные партизаны, поддержанные Кубой и Советами. Америка проигрывала позицию за позицией во Вьетнаме, и оставалось совсем немного до взятия Сайгона в семьдесят пятом. На юге Африке успех за успехом сопутствовал просоветским партизанским движениям. Казалось, сделанные на рубеже 1950-60-х годов прогнозы о неминуемом торжестве социализма становятся реальностью.

Однако сталинский порыв исчерпал себя. Наступила эпоха Великой сделки. И хотя сотни тысяч советских ученых, конструкторов, техников, инженеров и рабочих изобретали и творили, создавая фундамент новой, невиданной цивилизации, их руководители уже предали убеждения. Они сделали неточный анализ и признали почти выигранную партию проигранной.

Но тогда об этом еще не догадывались по другую сторону океана. Люди Запада, напуганные красным натиском, лихорадочно искали доктрины и теории, которые могли бы примирить капитализм с социализмом, свести их исторический поединок как минимум вничью. Там, за океаном, хотели получить длительную мирную передышку в соревновании двух систем. А затем осторожно, шаг за шагом, в рамках единой человеческой цивилизации установить «статус кво», вернув Западному миру роль хозяина планеты — еще совсем недавно казавшуюся незыблемой и вечной.