Гастроль без антракта - Леонид Влодавец

— Вот из этой штуковины и застрелили дона Франсиско Хименеса, — прикинул я. — Не ты случайно?

— Нет, — мотнула головой Таня, — не я и не Андрюха, на которого все здешние полицаи ориентировки получили. Это мистер Дэрк организовал, а Андрюху — он по шраму приметный — решил подставить, чтоб Сереге Сорокину пакость устроить.

— Но теперь, как видно, и Дэрку кто-то путь перешел?

— Должно быть… Ну, куда дальше? Вон там лючок в стене, наверное, на выход.

Я критически поглядел на себя и на нее. Видуха была еще та… Самое оно, чтоб вылезать из-под земли на территории «Каса бланки де Лос-Панчос»! Рваная и прожженная одежда была заляпана кровью, насквозь пропиталась сероводородно-пороховым духом, запахами сырого подземелья, а кроме того, мокра до нитки.

— Интересно, который час? — спросил я.

— Мои встали, — сказала Кармела. — Вообще, наверно, уже вечер. Или ночь.

— Вечер или ночь — большая разница! — заметил я. — Ночью можно и в такой одежке походить.

— Ну да, — скептически сказала Таня, — выйдем на кольцевую автостраду, тормознем кого-нибудь — и ту-ту к Эухении? Там-то нас и возьмут.

Она точно углядела мои мысли — будто прочитала. Может, у нее эта микросхемка сработала?

— По-моему, здесь в тайнике места хватит, чтобы всю нашу навьючку спрятать, — прикинул я, — и шкуры эти грязные тоже.

— А мы с тобой будем, как нудисты, голыми разгуливать! — иронически подпела Кармела. — Клево, компаньеро!

— Купальник-то у тебя есть?

— Ну, что-то такое было. Может, даже не очень грязное.

— Это наплевать. Проберемся на пляж, ополоснемся начерно и пойдем в «Каса бланку». Десять дней еще не кончились, номер оплачен, у меня там даже паспорт, между прочим. Но самое главное — там чистые шмотки должны оставаться. Ты чуть-чуть худее Хавроньи…

— Что-о? — обиженно переспросила Таня.

— Это я жену так зову…

— Нежно, нечего сказать! Короче, ты решил меня в ее тряпки обмундировать? Интересно, а администратор не заметит, что ты уходил с блондинкой, а вернулся с брюнеткой?

— Ну, во-первых, бабе что из брюнетки в блондинку, что наоборот превратиться недолго. Скажем, для того, чтобы муж на здешних чернявеньких креолок не заглядывался. А во-вторых, здешним гражданам, откровенно говоря, по фигу, каких дам я могу к себе притащить. Мы ведь с Ленкой записались в отеле, как Брауны, и ничего. Номер оплачен? Оплачен. У них тут нет такого правила, чтоб после одиннадцати всех посторонних вон.

— А полиция?

— Чего полиция?

— Может быть, нас тут ищут уже.

— Во-первых, за что искать? На нас кто-нибудь заявление писал, что мы корову увели?

— Насчет коровы не знаю, а вот морда твоя по телевизору светилась…

Я призадумался. Ни в жуткого мафиози Родригеса, ни в красного партизана Рамоса мне превращаться не светило. Но по паспорту-то я Баринов! В конце концов, можно поскандалить, затребовать консула, связаться с отцом. Пусть даже в тюрягу упрячут. «Койоты», если даже их всех пересажали, с меня там пылинки сдувать будут. А у «джикеев» сейчас и без меня проблем хватает… Стоп! А если сейчас в этом отеле я возьму да и столкнусь с мистером Дэрком? Ну, это вряд ли… Если у него появились напряги с местной администрацией, ему надо бы отсюда подальше размешаться.

В общем кое-как я себя успокоил.

— Давай для начала все же проверим, куда этот лючок ведет, — предложил я,

— а уж потом, по обстановке, решим.

За лючком оказался небольшой, метра на четыре длиной, лаз квадратного сечения. Проползти по нему можно было вполне свободно. Закончился лаз небольшим колодцем со скобками, по которому нужно было подняться еще на три метра до крышки.

Поднявшись, я уперся ногами в скобу, плечами в стенку колодца, а руками в крышку. Оказалось, что крышка представляет собой деревянный ящик в форме усеченной и перевернутой четырехгранной пирамиды, который наполнен землей. Приподняв чуть-чуть ящик-крышку, я с удовольствием вдохнул тот самый свежий воздух, о котором мечтал с того момента, как влез под землю на кукурузном поле. Солнечного света я не увидел. Стояла шикарная густая тропическая ночь. После холодрыги подземелий казалось, что я сунул нос в парную российской бани.

Колодец выводил прямо в середину густой купы кустов, расположенной довольно далеко от аллей для прогулок публики. Прислушавшись, я понял, что ближайшие зеваки находятся от нас не ближе чем в сотне метров, а кусты надежно скрывают лаз от почтеннейшей публики.

Дальше мы действовали по намеченному плану. Рюкзаки и оружие спрятали в чужой тайник, туда же убрали свое тряпье. Оставили только фонарик — вещь вполне обиходная для ночной прогулки на пляж.

Купальник Танечке, судя по всему, выдавали от щедрот сельхозпредприятия сеньора Сарториуса-Сорокина. Прямо скажем, супермодели от такого пришли бы в ужас, потому что он был какой-то лилово-серый, с разводами. То ли эти разводы были так и задуманы, то ли образовались от нестойкого красителя, разобраться было сложно. Одно хорошо — грязь на таком было очень трудно, почти невозможно заметить.

У меня положение было похуже. На асиенде товарища Сорокина (или на фазенде, выражаясь по-бразильски) я получил белые трусы спортивного образца и серо-голубую униформу из ХБ, в которых местные народные массы рубают тростник или кукурузу. Поверх этого, как известно, я натянул пропитанный кровью камуфляж, доставшийся от Андрюхи Чижова. Потом меня еще раз где-то забрызгало. Все это проникло с верхней одежды вниз, и в сорокинской униформе я смотрелся, как передовой забойщик скота после напряженного трудового дня.

— Н-да! — сказала Танечка. — Жаль, что ты не дама, а то объяснили бы это дело внезапными месячными.

— Тебе все шуточки! — проворчал я.

— Ладно, попробуем устранить! — объявила Кармела и слазила в тайник за штурмовым ножом. — Снимай штаны!

Вот что значит, как пелось в одной советской песне, «заботливые руки и зоркий женский глаз»! Танечка откромсала ножом особо ухрюканные штанины брюк до размера плавок, и они стали выглядеть почти прилично. Правда, трусы из-под них просматривались.

— Снимай! — повелела Таня, и я без сожаления избавился от трусов. Отвернуться я ее как-то забыл попросить, что не вызвало особых возражений. Не чужие все-таки…

От обуви решили отказаться вообще. Она была непригодна для широкой презентации.

После этого мы наконец выбрались в кусты. В крышке-ящике, как выяснилось, тоже был посажен кустик, и, когда мы задвинули его на место, никаких признаков лаза на поверхности земли не осталось. Трансформаторная будка гудела несколько ниже по склону горы, на которой располагался отель.

Стараясь не лезть на главные авениды «Каса бланки де Лос-Панчос», где наслаждались прохладой и вечерним моционом интербабушки и интердедушки, мы с Татьяной совершили марш-бросок к океану. По дорожке-лестнице попросту пробежались, потому что ее было трудно миновать, но тут навстречу нам шла молодая веселая публика, и ее наша беготня особо не смущала — сами такие.