Бесстыдница - Генри Саттон

Какая-то пустоголовая старлетка, юная итальянка, клюнувшая на подначку, которая переросла в пари (всего-то на пятьдесят тысяч лир, как выяснилось впоследствии), вдруг принялась скидывать с себя одежду. Оркестранты даже не сбились. Но разговоры внезапно стихли. Тогда Барбара Форд, устроившая на своем веку не одну дюжину пышных приемов, поняла, что судьба вечера висит на волоске. Такие выходки либо безнадежно гробят праздник, либо, напротив, украшают его. Барбара Форд была полна решимости не допустить того, чтобы ее замечательный прием сорвался из-за столь бесстыдного стриптиза бесшабашной и развязной, но, как оказалось, прехорошенькой девицы. Фокус состоял в том, чтобы извлечь из ее выходки пользу. И Барбару Форд осенило!

— Милочка, — приветливо обратилась она к голой девице, — наденьте на себя хоть что-нибудь. Например, вот это.

И она протянула актрисочке маску одного из персонажей commedia dell' arta. Коллекция этих масок оценивалась не в одну тысячу долларов, но что такое деньги по сравнению с загубленным приемом? Плохо соображая, девица послушно надела маску Коломбины.

— Какая блестящая идея!

— Гениально!

— Божественная выдумка!

— Ой, как клёво!

Но вовсе не эти реплики вознаградили Барбару Форд. Комплименты ласкают слух, но немного стоят. Как, например, деньги некоторых латиноамериканских стран, в которых у Барбары имелись капиталовложения. Польстило же ей то, что ее затею быстро подхватили другие… Две женщины переглянулись, взяли себе по маске и покинули зал, чтобы раздеться. Минуту спустя обе вернулись — в чем мать родила! Но в масках. И трудно было догадаться, какая из них где.

И грянуло веселье! Один за другим гости подходили к стенам, снимали маски и ненадолго покидали танцевальный зал, чтобы вернуться в маске Пьеро, Арлекина, Бригеллы, Пульчинеллы, Пьеретты или Коломбины. То, что некоторые из гостей стеснялись снять одежду или, напротив, боялись уйти хоть на минутку, чтобы не пропустить самого интересного, только добавляло пикантности. Ничто так не подчеркивает наготу, как присутствие нескольких человек в вечерних костюмах.

И все же те, кто не решились раздеться, оказывались в невыгодном положении. Нагота была анонимна, благодаря маскам. Оставшиеся же одетыми гости были у всех на виду — неприкрытые лица безжалостно выставляли их владельцев на обозрение. Гвидо и Марко было, конечно, все равно — их лица никого не интересовали. А вот Мерри, сидевшей на полосатой софе в золотисто-зеленом вечернем платье, стало не по себе. Она извинилась перед ухажерами-итальянцами, выбрала себе маску из груды, заботливо сложенной на столе, и пошла раздеваться. Точнее — переодеваться, поскольку маска в данном случае заменяла одежду.

Музыканты, как ни в чем не бывало, продолжали играть. Безошибочное чутье подсказало миссис Форд, в какое русло направить вечер дальше, и оркестр, по ее просьбе, заиграл разухабистый мексиканский танец. «Тарам-тарам-тарам. Таририри-рам-пам-пам. Тарам-тарам-тарам. Тарирари-рам-пам-пам». И пары пустились в пляс. Именно в пляс, а не в медленный танец, отчего зрелище стало еще потешнее — ведь от резких движений и прыжков женские груди и мужские гениталии тряслись и подскакивали самым немыслимым образом. И никто не смущался, поскольку невозможно было догадаться, кому принадлежат эти груди и гениталии.

Дальнейшее было уже очевидно для всех, даже для оркестрантов, которые, не дожидаясь указаний миссис Форд, перешли на медленный фокстрот. Парочки продолжали танцевать, но уже медленно, слившись в объятиях, совершенно не стесняясь самых откровенных поз и контактов. Словно все ждали только сигнала, чтобы освободить давно рванувшуюся на свободу сексуальную энергию. Впрочем, миссис Форд все-таки пришлось шепотом урезонить нескольких не на шутку разыгравшихся мужчин, напоминающих скорее разнузданных сатиров на полотнах европейских мастеров. Ей пришлось порекомендовать им немного обуздать свое нетерпение.

Нет, это была не совсем оргия или еще не совсем оргия, а скорее удалая и развязная игра, в которой мужчина в маске Пульчинеллы и с внушительно торчащим членом мог похлопать Тарталью по плечу и, отобрав у безропотного партнера высокую пышнозадую рыжеволосую Коломбину, привлечь ее в свои объятия. И все это — весело и вежливо.

Мерри танцевала с коренастым загорелым парнем, потом с худощавым пожилым мужчиной (она могла судить о его возрасте по седым волосам, плотным ворсистым ковром покрывавшим его грудь), потом с молодым человеком, потом еще с кем-то. Время от времени из затененных углов зала доносились смешки и игривое хихиканье. Некоторые пары уединялись в многочисленных спальнях и гостевых комнатах. Мерри не просто веселилась, но странным образом почувствовала облегчение оттого, что на этом торжественном приеме все ведут себя точь-в-точь так, как и она сама в свое время. Ей было приятно сознавать, что не одна она погрязла в пороке, да и можно ли назвать это пороком? Ведь здесь, в этом великолепном палаццо, шестьдесят или даже семьдесят гостей, многие из которых принадлежали к высшему свету, предавались этой вызывающе эротичной игре как чему-то совершенно естественному и нормальному.

Мерри не испытывала особого острого сексуального возбуждения. Руки Тони, например, причиняли ей куда более утонченное, изысканное и интимное наслаждение. Тем не менее сейчас Мерри плыла, погрузившись в объятия очередного партнера словно в пуховую перину, покачиваясь на которой не могла, да и не пыталась различить границу между фантазией и реальностью. Правда, длилось это чудесное состояние лишь до тех пор, пока партнер, протанцевав с ней минут пять, не предложил ей перейти в более уединенное место.

— Давай? — спросил он, кивком указывая на коридор, в котором как раз исчезали голые ягодицы мужчины и женщины.

Мерри промолчала. К чему утруждать себя и подыскивать какие-то слова, чтобы высказать настолько очевидное согласие? Мужчина тем временем плотнее привлек ее к себе, одной рукой поглаживая ее бедра и ягодицы и одновременно бесстыдно протискивая восставший член в нижнюю часть платинового треугольника на ее лобке. Уступая его движениям, Мерри позволила ему увлечь себя по направлению к коридору.

— Да, вот так, — произнес мужчина. — Потанцуем прямо до двери.

Голос его доносился до ушей Мерри словно издалека. И вдруг она узнала его! В следующий миг, сбросив оцепенение, Мерри повернулась, вырвалась из рук мужчины и не чуя под собой ног помчалась по коридору. Мужчина побежал за ней.

— Нет! — что было силы выкрикнула Мерри. — Боже мой, нет!

Он остановился. Мерри не знала, понял ли он, что перед ним его дочь, либо просто решил, что не стоит связываться с девушкой, которая истошно орет: «Боже мой, нет!» Как бы то ни было, он прекратил преследование. Мерри нашла комнату, в которой раздевалась. Она слишком торопилась, чтобы рыться в груде наваленной прямо на пол одежды. Заметив собственное платье, она поспешно натянула его прямо на голое тело, не заботясь о трусиках или чулках. Потом схватила чьи-то туфли. Они оказались малы. Она взяла другую пару. Тоже жмут! Ну, и черт с ними! Мерри пошла босиком. Оглянувшись в поисках своей норковой накидки и не найдя ее, она набросила на плечи чье-то манто и поспешно выскочила на ночной воздух.