Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Винокуров

class="p1">— Уф! — выдохнул секретарь. — Значит, все верно: по средам — ванна из французского бордо, а в четверг — советское шампанское.

— Все! Уходите! — приказал Федя. — Приму ванну, и спать!

— Как? Разве вы не назначите на ночь любимую жену?

— Сегодня я доверяю выбор тебе, — выкрутился Федя.

Секретарь взял сафьяновую папку со списком гарема.

— Зухра?.. Нет, вас огорчила ее холодность… Саида?.. Нет, вас утомила ее пламенность. А Гульчохра…

— Давай, давай Гульчохру! — Феде надоела эта волынка.

— Осмелюсь напомнить, — потупился секретарь, — Гульчохра в декретном отпуске. Вот, может быть, сладкогрудая Фатима…

— Да, Фатиму — и спать!

— Как? — вновь изумился секретарь. — Разве вы не пожелаете доброй ночи вашему обожаемому верблюду?

Они вышли на стоянку, где среди машин возвышался верблюд. Секретарь подал серебряный поднос с колючкой. Федя предложил ее верблюду, но тот презрительно покачал башкой и смачно плюнул в лицо лжешейху.

Секретарь вскрикнул и начал оседать, теряя сознание. Федя подхватил его, утешил:

— Ничего, ничего, это у него акклиматизация…

В роскошную спальню сквозь стеклянную крышу последнего этажа светили звезды. Посреди спальни стояла кровать под балдахином. Секретарь поклонился Феде.

— Осмелюсь пожелать приятных сновидений!

И удалился. А Федя — голодный, оплеванный, злой — наконец с облегчением рухнул спиной на кровать… и с воплем вскочил, сорвал покрывало — под ним лежала решетка, утыканная гвоздями.

На крик Феди опять примчался секретарь.

— Что?! Что… это? — гневно указал Федя на гвозди.

Секретарь упал на колени.

— О великий шейх и величайший йог! Прикажи отрубить головы ленивцам, недостаточно наточившим острия твоего любимого ложа…

— Не надо! — прервал Федя. — Сегодня я добрый, прощаю.

Секретарь, пятясь, удалился. Федя вышвырнул из постели решетку и без сил откинулся на ложе.

Но не было ему покоя: зазвучала чарующая музыка, и впорхнула грациозная девушка в парандже, шальварах, с голым животом.

— A-а, Фатима… — уныло вспомнил Федя.

Фатима начала волнующий танец. Но Федю это явно не волновало. Он сонно следил за порханием ножек, движениями плеч, конвульсиями живота. Однако Фатима упорно приближалась, касалась его лица взлетающими шелками. Он вяло похлопал ее по бедру.

— Молодец, Фатима, хорошо, иди… — Но рука его, ощутив живую плоть ее бедра, задержалась. — Хотя нет, погоди… — Рука опустилась пониже. — Погоди, Фатима… о, какая у тебя… Фатима!

Он вскочил, она отпрянула и завела древний, как мир, танец-игру: то призывно маня, то лукаво ускользая. Федя возбужденно метался за ней, и сам включился в танец — нечто на манер лезгинки с припаданием на одно колено и выкриками «асса». Однако вожделенная цель все не давалась ему в руки.

Он схватил бокалы, побежал в санузел, зачерпнул из ванны французского бордо и вернулся в спальню.

— Сейчас, Фатима, сейчас мы с тобой тяпнем по-нашему… по-арабскому…

Он протянул ей бокал, но она выплеснула бордо ему в лицо. Только этого не хватало бедному Феде!

— Ты чего, Фатима, обалдела?

Фатима сбросила паранджу, он увидел… лицо Мэри.

— Ма… Мэ… Зачем вы здесь?

— Я отвечаю за вашу безопасность. — Она поиграла голым животом. — Именно это вы называете «ловля на живца»?

— Прекратите! — Федя перешел в наступление. — Где шейх?

— Где надо. И между прочим, ведет себя приличнее вас.

— Черт побери, но я должен соблюдать достоверность!

— Ну, это вам удается блестяще! — Она зашептала с придыханием: — О, Фатима! Какая у тебя… Фатима!

Федя вдруг повалил ее в постель.

— Вы с ума… Негодяй! — отбивалась она. — Пустите!

— Тихо! — придавил он ее. — Похищение!

И верно, заслонив звезды, над стеклянной крышей спальни завис вертолет. Шкаф сбросил стальной крюк, который проломил стекло, подцепил за балдахин кровать и поволок ее в небо.

Мэри в последний момент успела скатиться с кровати на пол.

Федя поправил на шее медальон, и браслет на руке Мэри засигналил: пи-пи-пи…

В спальню ворвались, привлеченные грохотом, секретарь, телохранители, наложницы. Мэри, набросив паранджу, смешалась с толпой женщин, а телохранители открыли бессмысленную пальбу вслед вертолету, который плавно уносил кровать с Федей в небо Нью-Йорка.

Шкаф с двумя гангстерами, подталкивая Федю автоматами, ввели его в зал заседаний мафии.

— Я буду жаловаться в ООН! — заявил Федя.

— Та ни, не треба жаловаться. Давай мильярд — и свободен!

— Я буду вести переговоры только с вашим шейхом.

— Тю! Який у нас шейх? У нас — демократия!

— Ну, с президентом, боссом, шефом… Я желаю говорить с пастухом, а не с безмозглым бараном.

— Це я баран? — оскорбился Шкаф. — Ни, це ты вонючий козел!

Шкаф дернул Федю за бороду… и борода осталась у него в руке. Федя выхватил бороду, приклеил ее обратно и заявил:

— Сам ты козел!

Шкаф-тупица ничего не понял, но рассвирепел.

— А я кажу, шо козел — ты! — И снова оторвал бороду.

Федя как ни в чем не бывало опять приклеил ее.

— От козла слышу!

Шкаф опять рванул его за бороду… Но тут даже до этого болвана наконец дошло.

— Так це ж ты!

Он сорвал с Феди еще и чалму, и повязку с глаза.

— Попався, гад! — И схватил Федю за грудки. — А где шейх?

Закованный в цепи Федя висел на дыбе.

— Я последний раз спрашиваю, где шейх? — сказал Шкаф.

— А я последний раз спрашиваю: где Артист? — ответил Федя.

Шкаф кивнул гангстерам, те повернули дыбу и опустили Федину голову в бадью с водой.

— Попей, попей водички, вона тоби развяжет язычок!

Голова Феди была в воде… и уровень ее быстро понижался. Несколько мгновений — и бадья опустела.

— Тю! — поразился Шкаф. — Ты шо — усе выпив?

Суперагент выпустил изо рта мощный фонтан, окатив

Шкафа с головы до ног. Мокрый Шкаф разъярился.

— Ну, зараз я тебя поджарю, як кабана!

Он включил утюг, поставил его на голый живот Феди и сладострастно ждал его мучений. Но суперагент только улыбался.

— Шо такое? — забеспокоился Шкаф. — Не фурычит?

Он приложил утюг к своей щеке и завопил — на ней запылал четкий след.

— А ты шо… стальной? — ужаснулся Шкаф.

— Да что я, — скромно отвечал суперагент. — Вот полковника Петренко враги посадили на кол. И ничего — с тех пор у него только выправка строже!

Федя лежал на каменном полу и, как положено погибающему, но не сдающемуся, негромко напевал любимую чекистскую: «Не думай о секундах свысока…»

Песню оборвал грохот засова железной двери.

— Эй, солист! — заглянул Шкаф. — Зараз тебе будет дуэт…

Он втолкнул в камеру дядю Мишу и захлопнул дверь. Федя подхватил нового пленника — избитого, в крови.

— Мерзавцы! За что они вас?

— За шейха-а, — простонал дядя Миша.

— За какого… шейха? — даже не понял поначалу Федя.

— А я знаю, за какого? —