Чернильная кровь - Корнелия Функе

— Лучшего цирюльника нигде нет, — ответил он на вопрос Фарида, куда они идут. — И такого, которому можно больше доверять, тоже. И потом, оттуда уже совсем недалеко до Дворца Ночи, а Мегги ведь непременно хочет туда попасть, правда?

Сажерук заставил их съесть несколько мохнатых и горьких листьев.

— Глотайте, — сказал он, когда они сморщились от отвращения. — Там, куда мы идем, вы не выдержите, если не съедите хотя бы пяток таких.

Деревянные ворота приотворились, и из них выглянула женщина.

— Боже ты мой! — услышала Мегги ее шепот.

Створки распахнулись, и тонкая морщинистая рука поманила их за собой.

Женщина, поспешно затворившая за ними ворота, была худая и морщинистая, как и ее рука. На Сажерука она смотрела так, словно он свалился прямо с неба.

— Вчера! Он еще вчера это сказал! — выпалила она. — «Вот увидишь, Белла, он вернулся, кто еще мог поджечь мельницу? Кто еще умеет говорить с огнем?» Он всю ночь глаз не сомкнул от беспокойства, но с тобой ведь все в порядке? Что у тебя с ногой?

Сажерук приложил палец к губам, но Мегги видела, что он улыбается.

— С ногой могло бы быть и лучше, — сказал он тихо. — А ты, Белла, говоришь все так же быстро. Скажи, ты можешь провести нас сейчас к Хитромыслу?

— Конечно. — В голосе Беллы слышалась легкая обида. — У тебя там небось твоя противная куница? — Она бросила подозрительный взгляд на рюкзак Сажерука. — Не вздумай ее оттуда выпустить.

— Нет-нет, конечно, — заверил ее Сажерук и бросил на Фарида предостерегающий взгляд, явно советовавший не признаваться, что в его рюкзаке спит вторая куница.

Старуха без дальних слов повела их за собой вниз по темной крытой галерее. У нее была семенящая торопливая походка — казалось, белочку нарядили в длинное платье из грубой ткани.

— Хорошо, что ты зашел с заднего входа, — тихо проговорила она, ведя гостей мимо ряда запертых дверей. — Боюсь, что у Змееглава даже здесь теперь есть уши, но, к счастью, он платит своим шпионам не столько, чтобы они решались сунуться в тот флигель, где лежат у нас заразные больные. Ты, надеюсь, дал им обоим достаточно листьев?

— Конечно, — кивнул Сажерук, но Мегги заметила, как он тревожно оглянулся и незаметно сунул в рот еще один лист из тех, что давал и им.

И только когда они галереей шли мимо дряхлых фигур, гревшихся на солнце во дворе, Мегги поняла, куда привел их Сажерук. Это была богадельня. Им навстречу вышел старик, до того бледный, будто смерть давно уже прибрала его к рукам. Фарид испуганно прижал руку к губам и ответил на его беззубую улыбку лишь робким кивком.

— Да не делай ты такого лица, будто сейчас умрешь на месте! — прошептал Сажерук, хотя ему самому тоже явно было не по себе в этом доме. — Пальцы тебе полечат, и к тому же здесь мы в относительной безопасности, а таких мест по эту сторону леса немного.

— Да, если Змееглав чего-нибудь боится, — вмешалась Белла, — так это смерти и болезней, которые к ней ведут. И все же лучше вам поменьше попадаться на глаза и больным, и тем, кто за ними ухаживает. Я за свою жизнь поняла только одно — доверять нельзя никому. Кроме Хитромысла, конечно!

— А мне, Белла? — спросил Сажерук.

— Тебе меньше всех! — ответила она, останавливаясь перед простой деревянной дверью. — Жаль, что твое лицо ни с чем не спутаешь. А то бы ты мог устроить для больных представление. Нет лучшего лекарства, чем радость.

Она постучала в дверь и, кивнув, отошла в сторону.

В комнате, куда они вошли, было темно, потому что единственное окно загораживали высокие стопки книг. Эта комната понравилась бы Мо. Он любил, чтобы книги выглядели так, будто их только что выпустили из рук. В отличие от Элинор, он не видел ничего плохого в том, чтобы они лежали раскрытыми, дожидаясь своего читателя. Хитромысл, похоже, был того же мнения. Его было почти не видно за этими стопками — маленького близорукого человечка с большими руками. Он показался Мегги похожим на крота, только волосы у него были седые.

— Ну, что я говорил? — Две книги слетели на пол, когда он быстрыми шагами пошел навстречу Сажеруку. — Он вернулся. А Белла не хотела верить. Видно, Белые Женщины нынче то и дело отпускают кого-нибудь обратно на землю!

Мужчины обнялись, а потом Хитромысл отступил на шаг и стал пристально разглядывать Сажерука. Цирюльник был стар, старше, чем Фенолио, но глаза у него были молодые, как у Фарида.

— Похоже, с тобой все в порядке, — удовлетворенно заметил он. — Кроме ноги. Что у тебя с ней? Повредил на мельнице? Вчера одну из моих лекарок вызывали в крепость, к двоим мужчинам, которых покусал огонь. Ей рассказали там странную историю о засаде и о рогатой кунице, изрыгающей пламя…

В крепость? Мегги невольно шагнула к цирюльнику.

— А пленных лекарка не видела? — перебила она. — Их, наверное, только что туда привезли, комедиантов, мужчин и женщин… Там мои отец и мать.

Хитромысл с сочувствием посмотрел на нее:

— Ты та девушка, о которой рассказывали люди Принца? Твой отец…

— Тот человек, которого принимают за Перепела, — закончил за него Сажерук. — Ты не слыхал, что там с ним и с другими пленными?

Хитромысл не успел еще ответить, как в комнату заглянула молоденькая девушка. Она испуганно посмотрела на чужих людей, а Мегги разглядывала так долго, что Хитромысл откашлялся и спросил:

— Чего тебе, Карла?

Девушка нервно облизывала бледные губы.

— Меня послали спросить, есть ли у нас трава очанка, — робко проговорила она.

— Есть, конечно. Ступай к Белле, она тебе выдаст, а нас оставь в покое.

Девушка поспешно кивнула и убежала, но дверь оставила открытой. Хитромысл вздохнул, закрыл ее и задвинул засов.

— О чем бишь мы? Ах да, пленные. Ими занимается тюремный цирюльник. Он, конечно, ничего не умеет, но кто бы еще выдержал там наверху? Он не лечит, а только оценивает последствия порок и палочного битья. К твоему отцу его, к счастью, не подпускают, а цирюльник, который пользует Змееглава, тоже, конечно, не станет марать руки о какого-то пленного. Поэтому лучшую мою лекарку каждый день вызывают в крепость его осматривать.

— Как отец себя чувствует? — Мегги старалась говорить не как маленькая девочка, которая вот-вот расплачется, но это у нее не очень получалось.

— Он опасно ранен, но это ты, наверное, и так знаешь?

Мегги кивнула. Ну вот, опять слезы, бегут и бегут, словно хотят вымыть из ее сердца все: тревогу, тоску, страх… Фарид обнял ее за плечи, но это только сильнее напомнило ей о Мо — обо всех тех годах, когда он защищал и поддерживал ее. А теперь ему плохо, а ее нет рядом.

— Он потерял много крови и очень слаб, но чувствует себя неплохо, гораздо лучше, чем мы докладываем Змееглаву. — Видно было, что Хитромыслу часто приходится говорить с людьми, тревожащимися за своих близких. — Моя лекарка посоветовала ему не подавать виду, что он поправляется, чтобы выиграть время. Так что сейчас тебе не о чем тревожиться.