Гибель гигантов - Кен Фоллетт

И свой долг я буду исполнять до конца.

Фиц не мог не улыбнуться. Слава богу, еще остались старые солдаты.

Люди вокруг были во власти смешанных чувств. Одни восхищались Галлиени: это воин, говорили они, он не отдаст Париж врагу. Другие смотрели на создавшееся положение более реалистично.

— Правительство нас бросило, — сказала одна женщина, — это значит, что не сегодня-завтра здесь будут немцы.

Человек с портфелем сообщил, что отправил жену с детьми к брату в деревню. Хорошо одетая женщина сказала, что у нее в кладовке припасено тридцать килограммов сушеных бобов.

Фиц понимал, что от активного участия Англии сейчас зависит очень многое.

Он поехал дальше, и его не покидало чувство нависшей угрозы.

Войдя в вестибюль своей любимой гостиницы «Риц», он направился к телефонной кабинке. Позвонил в посольство Великобритании и оставил послу сообщение о воззвании Галлиени — на тот случай, если до улицы Фобур-Сент-Оноре новости еще не дошли.

Выйдя из кабинки, чуть не столкнулся с помощником сэра Джона, полковником Хервеем. Тот взглянул на его смокинг и сказал:

— Майор Фицгерберт! Это что за вид?!

— Доброе утро, полковник, — сказал Фиц, демонстративно не отвечая на вопрос. И так было ясно, что он только что вернулся.

— Девять часов утра, к вашему сведению! Вы, верно, забыли, что мы на войне?

— Сэр, у вас для меня поручение? — невозмутимо осведомился Фиц.

Хервей был хамом и ненавидел людей, которых не мог запугать.

— Не смейте дерзить, майор! — сказал он. — У нас и так забот хватает, а тут еще проверка из Лондона, чтоб им пусто было!

— Лорд Китченер — военный министр, — заметил Фиц, приподняв бровь.

— Политики не должны указывать нам, как воевать! Но их взбаламутил кто-то наверху… — Хервей взглянул на Фица с подозрением, но не рискнул его озвучить.

— Вряд ли вас должно удивлять внимание военного министерства, — сказал Фиц. — Войска отдыхают десять дней, а враг у ворот!

— Люди измучены!

— За эти десять дней война уже могла закончиться. Зачем мы здесь, если не для защиты Парижа?

— Китченер вызвал к себе сэра Джона как раз в день решающей битвы! — взревел Хервей.

— И мне показалось, что сэр Джон не слишком торопился возвращаться к своим войскам, — парировал Фиц. — Вечером я видел его здесь, в «Рице», он обедал.

Он понимал, что ведет себя вызывающе, но не мог сдержаться.

— Прочь с дороги! — рявкнул Хервей.

Фиц повернулся на каблуках и пошел наверх.

Он вовсе не так спокойно относился к происходящему, как хотел показать. Ничто на свете не заставило бы его заискивать перед идиотами вроде Хервея, но военная карьера имела для него большое значение. Ему была невыносима мысль, что люди будут говорить: «Ему далеко до отца!» От Хервея армии было мало толку, потому что все свое время и силы он тратил на проталкивание любимчиков и устранение соперников, но именно поэтому он мог разрушить карьеру тех, у кого были другие цели, — например, победить в войне.

Пока Фиц умывался, брился и переодевался в зеленую форму майора «Валлийских стрелков», его угнетали мрачные раздумья. Зная, что до вечера поесть он не сможет, он заказал себе в номер омлет и кофе.

Ровно в десять начался его рабочий день, и он выбросил из головы мысли о злобном Хервее.

Из английского штаба прибыл молодой неглупый шотландец, лейтенант Мюррей, он принес Фицу данные утренней воздушной разведки.

Фиц быстро перевел документ на французский и переписал своим четким наклонным почерком на листок голубой бумаги «Рица». Каждое утро английские самолеты облетали германские позиции и отмечали, в каком направлении перемещаются вражеские войска. А дело Фица было как можно скорее доставить эту информацию генералу Галлиени.

Когда Фиц проходил через вестибюль, его окликнул портье: Фицу звонили по телефону.

— Фиц, это ты? — услышал он знакомый голос. Искаженный и едва слышный, но, к его изумлению, это был голос его сестры Мод.

— Как тебе это удалось?! — спросил он. Звонить из Лондона в Париж могли только члены правительства и военные.

— Я звоню из военного министерства, из кабинета Джонни Ремарка.

— Я рад тебя слышать, — сказал Фиц. — Как ты?

— Все ужасно беспокоятся, — сказала она. — Сначала газеты печатали только хорошие новости. Но те, кто знает географию, видели, что после каждой победы доблестных французских войск немцы продвигались еще на полсотни миль вглубь Франции. А в воскресенье «Таймс» напечатала специальный выпуск. Ну разве не странно? Ежедневные газеты пишут сплошное вранье, а когда решают напечатать правду, приходится делать спецвыпуск.

Она пыталась быть остроумной и язвительной, но Фиц слышал в ее голосе страх.

— И что написано в спецвыпуске?

— Там сказано: армия в беспорядке отступает. Асквит в ярости. Теперь все ждут, что Париж вот-вот падет… — Она не сдержалась и всхлипнула. — Фиц, что с тобой будет?

Соврать он не мог.

— Не знаю. Правительство переехало в Бордо. Сэра Джона Френча отчитали, но он по-прежнему здесь.

— Сэр Джон пожаловался в военное министерство, что Китченер приехал в Париж в форме фельдмаршала, а это нарушение этикета, потому что раз он министр, то, следовательно, лицо гражданское.

— Господи боже! В такое время он думает об этикете! Почему его не сняли?

— Джонни говорит — это бы выглядело признанием нашего поражения.

— А как будет выглядеть, если Париж займут немцы?

— Ах, Фиц! — Мод разрыдалась. — А как же ребенок, твое дитя, которое должно скоро появиться на свет?

— Как там Би? — спросил Фиц виновато, вспомнив, где провел ночь.

Мод шмыгнула носом и вздохнула, успокаиваясь.

— Би выглядит прекрасно. У нее уже нет этих мучительных приступов утренней тошноты.

— Скажи, что я по ней скучаю.

В телефоне затрещало, и на несколько секунд в их разговор ворвался другой голос. Это значило, что их могут разъединить в любую секунду. Потом снова заговорила Мод.

— Фиц, когда это кончится? — печально спросила она.

— В ближайшие несколько дней, — ответил он. — Так или иначе.

— Пожалуйста, будь осторожен!

Разговор прервался.

Фиц положил трубку, дал портье чаевые и вышел на Вандомскую площадь.

Он сел в автомобиль. Разговор с Мод расстроил его. Фиц был готов умереть за свою страну и надеялся, что сможет встретить смерть мужественно, но ему хотелось взглянуть на свое дитя. Он никогда еще не был отцом — и хотел увидеть своего ребенка, хотел наблюдать, как он учится и растет, помогать ему взрослеть… И ему была непереносима мысль, что его ребенок может вырасти без отца.